Община - Виктория Анкай

- Свою, из которой будешь вкушать пищу, - та упёрла кулак в бок. Но видя мою растерянную реакцию, махнула на меня рукой. - Ясно, из гостевой поешь значит... Сейчас принесу, всё равно идти...

- Тут её тарелка, не суетись, Серафима.

Вздрогнула от громкого зычного голоса Луки. Повернулась всем корпусом к нему навстречу...

Их было трое - старенький Ануфрий, венчавший нас, с живыми добрыми глазами, одетый в длинную тяжёлую позолоченную рясу; Пантелеймон - неказистый круглый и довольно массивный дядька, почти лысый, но с длиннющей бородой, носивший простенькую зелёную ризу; и он, Лука... В длинном бледно-жёлтом одеянии, с непокрытой головой, высокий, с острым суровым взглядом, направленным на меня...

Непривычно видеть его таким. И почему-то страшно... И так чужой человек, а в таком виде вообще недоступный для понимания и обычных земных эмоций...

- Привет... - машинально прошептала одними губами...

Он едва заметно улыбнулся. Или усмехнулся... Холодный взгляд тоже на миг потеплел, но мне могло померещиться...

- День добрый, жена! - ответил густым обволакивающим басом.

Точно насмехается. Даже по тону слышно.

Покраснела почему-то, чувствуя на себе любопытные взгляды окружающих. Стушевалась, не зная как реагировать прилюдно...

- Вот тарелка, - Лука тем временем поставил на стол то самое блюдце, из которого я ела на свадьбе. Оглянулся на меня. - Куда сядешь?

Ааааа?! Ааааа...

- Туда, - тупо указала на место, которое мне посоветовала Марфа.

Лука наклонился через стол, поставил блюдце на скатерть. Снова посмотрел на меня непроницаемым взглядом, сделал пару шагов ко мне, будто случайно...

- Много принесла? - спросил тихо, чтобы никто не слышал.

Кивнула. Прошептала ему в тон:

- Марфа одобрила...

- Это хорошо, - Лука оценивающе обвёл глазами стол. - Ну корми давай мужа своей стряпнёй, Хеония...

Закусила губу, чтобы не улыбнуться. Ненароком поправила платок на голове...

Всё-таки Лука в образе священнослужителя хоть и кажется ещё более чужим и недоступным человеком, но вполне неплох в плане сдержанности и исходящей от него необъяснимой силы терпимости и понимания. Этот и поможет в случае чего, и подскажет, и, глядишь, правда на путь истинный наставит...

В миру он совсем другой, да. Даже энергетика иная...

- Лука Тихонович! Батюшка наш... - совершенно неожиданно к нему в прямом смысле бросилась Серафима. - Не откажи в милости рабе грешной... - она практически вцепилась в тяжёлую ткань его одеяния, заглядывая в лицо жалобным умоляющим взглядом. - Выслушай мою исповедь и пошли отпущение грехов, душа нуждается в покаянии...

Я даже замерла от этой секундной сцены, приоткрыв от изумления рот. Растерянно метнулась глазами по другим присутствующим - никто особо не обратил внимания на происходящее (или делали вид). Подняла ошарашенный взор на самого Луку - он тоже не выглядел удивлённым, скорее слегка раздосадованным и нахмуренным...

- Ты каялась на прошлой неделе, дочь моя, - он прицельно сузил глаза, впиваясь в лицо Серафимы цепким пристальным взглядом. - Когда только нагрешить успела... - процедил сквозь зубы, демонстративно освобождая рясу из её хватких пальцев. - Ждать не может, как я понимаю?

Фима не ответила. Только пристыженно опустила голову, будто правда застыдилась своей горячности. Сложила ладони в замок, прижала к груди...

- Прости, батюшка... Лука Тихонович... - прошептала, всхлипывая. - Сил нет нести тяжесть на сердце...

Лука помолчал немного, изучая её скорбную фигуру. Недовольно поджал губы.

- Ну коли сил нет - пойдём, Серафима, - он тяжело вздохнул, разворачиваясь обратно к храму. Бросил взгляд на сидевших за столами людей... - Больше страждущих исповедаться нет сегодня? - спросил громко, на всю поляну.

Мужики за столами только отмахнулись, отпуская какие-то негромкие шутки про праведную жизнь и святость душ. Кто-то из женщин почтительно и бесхитростно высказался:

- Я на неделе собираюсь, Лука Тихонович!

Тот бросил одобрительный взгляд в ту сторону.

- Приходи обязательно, - он с раздражением оглянулся на Фиму. - Ну пошли, раз грехи жить мешают, - зашагал широким и вполне себе по-мирскому раздражительным шагом обратно к воротам церкви.

Серафима подобострастно заменила за ним...

В ступоре смотрела в спину удаляющегося мужа. Нет, меня безусловно задела вся эта ситуация, но каким-то странным послевкусием - а он вообще обедать собирается сегодня?! Я, между прочим, старалась, готовила...

- Серафима как всегда, - кто-то из женщин ворчливо вздохнул, кажется Дарья. - Святой уже должна стать - столько грехи-то замаливать...

Я оглянулась на неё, но молодая женщина уже разливала половником какую-то похлёбку по тарелкам. Бросила взгляд на Марфу, но та лишь поджала губы, как ни в чём не бывало раскладывая завёрнутые в салфеточку кусочки хлеба...

- Сейчас Степан опять накидается, - Ксюша с сожалением покачала головой, ни к кому конкретно не обращаясь, а просто констатируя факт. - Был бы повод... - она украдкой бросила встревоженный взор через плечо на мужскую компанию за другим столом. - Дядь Стёп, булылку-то спрячь! - гаркнула неожиданно сильным волевым голосом. - Я всё вижу!

Я тоже покосилась на толпу, машинально подступая к освободившемуся месту у большой деревянной доски для хлеба. Взяла оставленный Марфой нож, принялась резать очередной каравай...

Понять, кто из мужиков являлся Степаном, труда не составило - седой на всю голову, а когда-то явно чернявый, с неопрятной кудрявой бородой, худоватый, но достаточно широкоплечий, в серой льняной рубахе с наспех закатанными рукавами, он смотрел вслед жене зло и угрюмо. На столе перед ним и правда стояла какая-то маленькая бутылка-шкалик, он её даже не прятал. Так и не взял ложку в руки, хотя в тарелке давно дымился гороховый суп...

Вздохнула, оценивая Степана прежде всего как соседа - придётся здороваться ведь теперь, наверное...

- Садись, Хеония, - Марфа снова вернулась на своё место у хлебной доски. - Пока всем хватит. Там видно будет, - она накрыла оставшиеся булки чистой ситцевой салфеткой. - Садись, поешь. Мужа не жди. Его оплошность - решил, раз народу в храме не осталось, то и исповедаться никто не пришёл. Поспешил, - она проводила меня к положенному месту, подталкивая-приобнимая за плечо. - Позже поест, вряд ли Серафима его надолго задержит. А ты со всеми давай...

Послушно села на лавку между Дарьей и какой-то молчаливой женщиной, закутанной в платок как в паранджу, только что нос торчал. Ещё раз с надеждой покосилась на церковь, уныло взяла ложку, принялась глотать суп, совершенно не чувствуя вкуса...

*34*

Молитвы за столом читались нестройными