Синие бабочки - Джек Тодд

Ректор Стилтон, значит. И пара студентов. Готова поспорить, что угадаю их имена с двух букв: Генри Тейлор, подружки Джессики Купер и, может быть, Майкл, который точил зуб на Рида с самого рождественского бала. Урод.

– У меня есть запись нашего с ректором Стилтоном последнего разговора. Думаю, вам стоит ее послушать.

– И зачем же?

– Ректор шантажировал меня фотографиями, пытался заставить дать показания против Рида. А сегодня эти фотографии слили, Рида арестовали, а студент, который ему эти фотографии принес, наверняка получил должность старосты академии. Думаете, это совпадение?

Несколько секунд офицер молчит, и мне кажется, что план провалился. Чего стоит слово девчонки из Иллинойса, чудом попавшей в Белмор, против слов ректора и преподавателей? Или мажора вроде Генри Тейлора? Примерно ничего. И если даже Рид не сумел убедить полицию в обратном или показать им сообщение, то на что мне вообще рассчитывать? Только если на чудо.

– Перешлите мне запись, мисс Уильямс. А там посмотрим. И идите учиться, честное слово, найдете себе еще…

– Перешлю, – перебиваю я. – Но не надо говорить мне, что делать, офицер.

В конце концов, делать это может только один человек, и он сейчас далековато от академии. Я сбрасываю вызов, прислоняюсь спиной к стене и сползаю на пол. Прикрываю голову ладонями и сижу так минут десять, не меньше. Прихожу в себя, лишь когда по академии проносится звонок – какая-то из симфоний Бетховена, – а в коридоре слышатся голоса и топот десятков ног.

Пора возвращаться в ад.

Творец

– Подозреваю, без адвоката вы говорить со мной не будете, – со вздохом произносит офицер – детектив – Смолдер и садится напротив. Небольшая комната в полицейском участке вмещает лишь квадратный металлический стол и пару простых складных стульев. Голые светлые стены, линолеум на полу. Атмосфера совсем не та, что в академии. – Или снова будете кормить сказочками, как в прошлый раз.

Я откидываюсь поглубже на спинку стула и свожу вместе пальцы рук. Сегодняшнее утро началось просто отвратительно: сначала мы столкнулись со Смолдером в коридоре, а потом он заявил, что имеет полное право арестовать меня по подозрению в убийстве Джессики Купер. И, если повезет, еще в нескольких подобных убийствах. И вот теперь мы сидим и смотрим друг на друга в стенах участка, каждый думая о своем.

Едва ли у него есть доказательства. Я уверен, что работаю чисто, даже когда меня ослепляют ярость и желание уничтожить все на своем пути. Записи с камер в академии подчищены, моя дорогая Ванда не купилась на уговоры старого дурака Стилтона, а на теле Купер не осталось ни следов, ни отпечатков. Или все-таки остались? Сомнения медленно закрадываются в сознание и шепчут, что я мог быть неосторожен. Что я мог слишком увлечься. Что я переживал о своей маленькой музе сильнее, чем о самом себе.

Но я не верю.

– Почему же? Давайте обсудим все прямо сейчас, офицер. – Я растягиваю слова и вежливо улыбаюсь, будто мне вовсе не хочется свернуть ему шею и вернуться в Белмор. К дорогой Ванде, которую не успел даже предупредить об этом досадном недоразумении. – Или мне стоит звать вас «детектив»? Мою версию вы уже знаете, но мне все еще интересно, на каком основании вы привезли меня в участок. И если они мне не понравятся, я вызову адвоката.

Он щурит темные глаза и качает головой, словно не верит ни единому моему слову. И это взаимно. Но сегодня нам придется мириться с обществом друг друга. И я надеюсь, что сегодняшним днем все и ограничится.

– Не пытайтесь манипулировать мной, как делали с Вандой Уильямс, мистер Эллиот, – говорит Смолдер совсем другим тоном и хмурит густые брови. Забавно, но на воротнике рубашки у него все то же едва заметное пятно от кофе. И бедняга не догадывается, что манипулировать дорогой Вандой мне давно уже не нужно. – Генри Тейлор сообщил, что видел, как в день исчезновения мисс Купер вы покидали академию. А мистер Стилтон предоставил доступ к записям с камер на посту охраны, но там чудесным образом не осталось ни одной записи прилегающих территорий за нужный день. Ни сада, ни парка, ни главной дороги. Скажете, совпадение, мистер Эллиот?

– Если бы вы позволили мне взять с собой телефон, а не поймали в коридоре и потащили неизвестно куда, я бы показал вам, чего стоят слова Генри Тейлора, – фыркаю я в ответ. – Мальчишка полностью зависим от Стилтона, потому что мечтает о месте старосты академии и хочет утереть нос старшему брату. И Ванда слышала их разговор на эту тему.

Конечно же, Смолдер мне не верит. Цокает языком и качает головой, будто перед ним сидит нашкодивший мальчишка, а не потенциальный убийца. Если мы весь день будем говорить в таком тоне, я сойду с ума быстрее, чем устану пересказывать до мелочей продуманную версию. Версию, которую проклятый Стилтон всеми силами пытается сломать. Старику не выгодно, чтобы я оставался в академии. Ему не нужно, чтобы я лишний раз открывал рот. Он просто спасает нагретое место и репутацию в глазах сенатора, а кто убил Джессику Купер, ему абсолютно наплевать. И он уж точно не в курсе, что все эти годы Коллекционер, о котором трубили в Лос-Анджелесе, сидел в соседнем кабинете.

А о погибших девушках из других университетов он и вовсе никогда не думал. Думать Стилтон привык только о себе.

– Не надо приплетать студентов, мистер Эллиот. Вы шантажировали Ванду, так ведь? Запугивали ее и причиняли ей боль, только чтобы она прикрыла вас перед полицией. Это уже не говоря о домогательствах.

На лице детектива проступает откровенная неприязнь. Готов поспорить, что и на моем тоже. Наши с музой отношения – уж точно не то, что стоит обсуждать с полицией, но выдуманная Стилтоном легенда не лезет ни в какие рамки. Может быть, Ванда боялась в первые месяцы, что с того? Может быть, временами ей было больно, какая разница? Впервые за последние годы она чувствует себя счастливой. Живой. Она чувствует себя в безопасности.

И она, идеальная, выбрала меня сама. Я просто чуть-чуть подтолкнул ее в Рокфорде.

– Вы говорили с Вандой, детектив, и я уверен, что она не выглядела жертвой. И после этого вы верите ректору Стилтону? Он просто боится навлечь на академию гнев сенатора Купера.

И вылететь из ректорского кресла, где ему не надо делать ровным счетом ничего: учебными планами давно занимаются методисты, правила отданы на откуп старостам, а половина профессоров