Полукровка - С. И. Вендел

С Ореком она жаждала нежности и заботы так же сильно, как тепла и страсти. Она хотела его нежных взглядов так же сильно, как и его грязных разговоров. Ей хотелось держать его за руку, прижиматься к нему до позднего утра и смеяться вместе за едой. Она любила все это.

Она будет очень скучать по нему, когда он уйдет.

Она будет отчаянно скучать по нему, когда они доберутся до Гранаха и он покинет ее.

Но он не собирается уходить, прошептало ее сердце. Иначе зачем бы ему спрашивать о земле?

Ее сердце, этот глупый, полный надежд орган, забилось в груди. Необъяснимые слезы навернулись на глаза, и она закрыла их, подавив внезапное желание заплакать.

Она не хотела расставаться с этим прекрасным чувством, растущим между ними. Нежное, как крылья бабочки, и такое же красивое, она беспокоилась, что если слишком крепко сжимать его, слишком сильно желать удержать, что это раздавит его. Теперь оно у нее есть, и она будет наслаждаться каждым мгновением, но надеяться на что-то большее…

Орки вообще делали что-то вроде женитьбы или брали партнеров? Все, что она когда-либо слышала о них, — это рассказы об их порочности и жестокости. Трудно было представить столь жестокую расу, которая брала пленников и рабов и использовала их самыми ужасными способами, в любовных партнерских отношениях.

Сам Орек был результатом такого ужасного насилия. Так были созданы все орклинги? Бродило ли большинство мужчин по дикой местности, охотясь и обеспечивая клан, и брали ли себе партнершу, желающую или нет, только для утоления потребности? Они брали нового партнера каждый сезон, как гарпии, или собирали гаремы, как сирены?

Что, если он предпочитает быть сам по себе?

Большую часть своей жизни он был одинок, охотник-одиночка, постоянно в движении. Хотя ее общество, возможно, и приветствовалось, но целая семья братьев и сестер, а также ее родители, не говоря уже о переполненных конюшнях, которыми они управляли, полных лошадей, конюхов и клиентов, были совсем другим делом. Такая жизнь была не для всех. Мой собственный отец никогда не оставался надолго.

Останется ли Орек там, откуда ушли другие — останется ли он ради нее?

Она не знала. И хотя ее сердце болело от незнания, она была слишком напугана, чтобы спросить и раздавить эту хрупкую надежду в своих руках.

Итак, Сорча сдержала слезы и сосредоточилась на ровном дыхании Орека. Это немного успокоило взвинченный клубок нервов, в который она превратила свое нутро, достаточно, чтобы она смогла, по крайней мере, последовать за ним в сон.

24



— Ну что, — сказала Сорча, хлопнув в ладоши, — собрались?

— Да, — сказал Орек, сдерживая усмешку. Она делала это всякий раз, когда они останавливались в человеческой деревне, и ритуал все еще сбивал с толку, но забавлял его.

— Огонь?

— Потушен.

— Енот?

— Тут, — он почесал шею Дарраха, который примостился на его плече, уже сонный после плотного завтрака.

— Монеты?

Когда он не ответил, Сорча подняла глаза и увидела его самодовольную ухмылку.

Закатив глаза, она начала поглаживать свое тело, что сразу же привлекло его интерес. Она дерзко выгнула бровь, продолжая водить руками по своим изгибам.

— Не бери в голову никаких идей, я только что надела ботинки.

— Твои ботинки не нужно было бы снимать.

Сорча хихикнула, но не сдалась. Еще через мгновение она вытащила кошелек с монетами из кармана своего плаща, в который он тайком положил его ранее этим утром. Снова рассмеявшись, она позвенела монетами внутри.

— Я все еще чувствую себя виноватой, тратя все твои деньги.

— Я подарил их тебе. Ты можешь их тратить, — настаивал он. Все, что у него было, принадлежало ей.

Она ворчала, как всегда, когда поднималась эта тема. Орек находил милым то, что ей не нравилось чувствовать себя обязанной ему, но он надеялся, что однажды она поймет, что дело не в том, чтобы быть обязанной или быть равной. Это было его долгом как ее пары, она всегда была на первом месте.

— Оружие? — спросила она.

— Да, — он приподнял свой тяжелый плащ, чтобы показать топор и кинжалы, спрятанные у него на поясе, скрытые так, чтобы не напугать никого из других людей, но все еще в пределах легкой досягаемости.

— Капюшон?

Со вздохом он накинул подбитый мехом капюшон плаща, скрывая свое лицо и укутывая Дарраха. Енот радостно защебетал, довольный тем, что копошится в уютном пространстве и приводит в беспорядок его заплетенную гриву.

Капюшон и перчатки были необходимостью, когда он заходил в человеческие поселения, ведь они не знали, как люди отреагируют на орка так далеко на севере. И все же, что-то в этом вызывало у него зуд по коже. Ему не нравилось скрывать себя и свое лицо. Он много раз уходил на задний план в клане, и делал это сейчас, когда шел рядом со своей парой…

Сорча уловила недовольное выражение его лица, ее собственное смягчилось от сочувствия. Она сократила расстояние между ними, протянув руку, чтобы поправить капюшон.

— Если это тебя утешит, в нем ты выглядишь очень загадочно, — проворчала она.

На самом деле это было не так, но ее дразнящий поцелуй пришелся ему по вкусу, и он послушно наклонился, чтобы принять его, когда она изогнула брови. Он попытался склонить ее к более глубокому поцелую, дразня языком ее нижнюю губу. Ее вздох был теплым дуновением ему в лицо, и он прижался ближе, обхватив ее руками, чтобы притянуть к изгибу своего тела. Его руки нашли ее ягодицы, и он взял их в охапку, поднимая ее на цыпочки.

Едва тело Сорчи стало теплым и податливым в его объятиях, как она втянула воздух и, нахмурившись, откинулась назад.

— Не в этот раз, — сказала она, постукивая пальцем по его подбородку. — Ты уже отвлекал меня три дня подряд. Я хочу новые носки. И яблоки.

Орек демонстративно поворчал и поставил ее на ноги, но продолжал обнимать.

— Если моя женщина хочет носки, значит, она их получит.

— И яблоки.

— И яблоки, — добавил он.

Она улыбнулась ему, сверкнув глазами. Ее взгляд задержался на нем, на мгновение став почти задумчивым, когда румянец залил ее щеки, и он ждал, что она скажет то, что, казалось, вертелось у нее на языке. Когда она этого не сделала, и выражение ее лица стало почти застенчивым, Орек ничего не понял. Но потом она развернулась, и схватила его за