Хрупкий побег - Кэтрин Коулc

Это был новый роман про мучимого героя с тягой к контролю. Я не стану врать: бывало, я задумывалась, выражается ли потребность Шепа в контроле в чем-то более чувственном — в грубой веревке или мягких шелковых лентах. Но сегодня я никак не могла сосредоточиться. Я перечитывала одно и то же предложение снова и снова, пока Шеп не появился в дверях спальни.

Я сразу посмотрела на него. Он был в темно-синих спортивных штанах, сидящих низко на бедрах, и в серой футболке, из тех, что идеально обтягивают и подчеркивают все нужное.

— Все хорошо? — спросила я.

Он кивнул.

— Устала?

— Не совсем. — На самом деле я хотела его. Хотела ощутить связь между нами, прочную и яркую. Хотела чувствовать его.

Шеп стянул с себя футболку, оголив рельефные мускулы.

— Читай сколько хочешь. Свет не помешает.

Он снял штаны и лег рядом. Поцеловал меня в плечо и отвернулся, устраиваясь спать.

Я смотрела на его широкую спину, и от этого зрелища у меня защипало в носу. Я чувствовала отдаление. Заставила себя снова уткнуться в книгу и дышать глубже. Я знала, что сейчас Шеп чувствует себя бессильным, а он это ненавидит. Ему не нужны мои обиды — только поддержка.

Думая об этом, я погрузилась в сюжет. Нашла в нем нужное мне сейчас — отдушину. Потерялась в противостоянии героев, которые не умели, но так старались быть нужными друг другу.

Когда я дошла до сцены, где героиня позволила герою реализовать его темные желания, я заерзала под одеялом. Мое дыхание участилось, когда он привязывал ее за щиколотки к изножью кровати, а руки — к изголовью.

И вдруг теплая ладонь легла мне на живот — я вздрогнула и встретилась взглядом с Шепом.

Он смотрел прямо на меня, глаза полуприкрыты.

— Книга хорошая?

Губы разомкнулись, но слова застряли в горле. Я только кивнула.

— Я вижу.

Я нахмурилась.

— Как?

Один уголок его рта приподнялся. Он провел пальцем по моей щеке:

— Румянец. — Опустился к ключице. — Учащенное дыхание. — Его рука скользнула ниже, к животу и бедру. — Сжимаешь эти прекрасные бедра.

В его взгляде сверкнуло золото.

— Ну что, расскажешь, что там происходит?

Меня на секунду охватил страх — вдруг его игра перерастет в нечто темное, как это бывало у Брендана. Но стоило мне посмотреть в лицо Шепа — все исчезло. Там не было осуждения. Только желание. Только тепло.

И от того, что то, что возбуждало меня, возбуждало его тоже, я влюблялась в него еще сильнее. Эта любовь сделала меня смелой.

— Он... он любит ее связывать.

Глаза Шепа вспыхнули.

— Тебе это нравится.

Это не был вопрос, но я снова кивнула.

— Хочешь попробовать?

Я прикусила губу и кивнула еще раз.

— Черт, — прошептал он. — Что еще?

— Он... завязывает ей глаза.

Шеп изучал меня долгий миг.

— И тебе это тоже нравится?

Сухо сглотнув, я кивнула.

— Да.

Он скользнул пальцами по моему бедру.

— Когда отнимаешь один из органов чувств — остальные обостряются. Все ощущается ярче.

У меня загудело в ушах. Как будто он действительно лишил меня слуха — все, что я чувствовала, было его прикосновением. Казалось, даже его легкие движения пальцев причиняли больше наслаждения, чем все, что я пыталась сделать с собой в одиночестве.

Он выводил восьмерки на моей коже, заставляя меня задыхаться. Шеп внимательно наблюдал за моим лицом — с благоговением, с восхищением.

— Я сегодня не дал тебе того, в чем ты нуждалась, да?

Я плотно сжала губы и покачала головой.

— Значит, мне нужно извиниться.

Я вдохнула.

— Мне нравятся твои извинения.

Шеп хмыкнул, отбросил одеяло и встал с кровати. Его мускулистая спина и зад были отчетливо видны сквозь черные боксеры. Он открыл шкаф и стал там что-то искать. Через пару минут он вернулся — с охапкой шарфов.

Мое дыхание участилось, пока он пересекал комнату. Он бросил разноцветные ткани на кровать — они опустились мягко, как взмах крыльев колибри. Его взгляд был полон желания, нежности и заботы.

— Ты уверена? У нас был тяжелый день.

— Уверена, — прошептала я.

— В любой момент можешь сказать «стоп», и мы остановимся. Ладно?

Я кивнула.

— Ладно.

Я ждала, что он начнет спорить, убеждать, что знает лучше. Но он не стал. И именно это сделало мою любовь к нему еще глубже. Мы могли расти, меняться — вместе.

Он не сводил с меня глаз, пока тянулся к шарфам. В его янтарных глазах плясало пламя. А когда он опустил взгляд на ткани, я вдруг поняла — скучаю по его вниманию. Оно создавало между нами искры, и теперь мне не хватало этого контакта.

Шеп вытащил из груды бледно-зеленый шарф и провел по ткани длинными, сильными пальцами, будто проверяя ее на ощупь. Затем резко натянул его, щелкнув тканью в воздухе дважды подряд.

Я почувствовала это движение на себе, будто оно ударило по коже. Всплеск жара прошел по телу, и я сжала бедра, пытаясь хоть как-то унять жжение внутри. Бесполезно.

Шеп достал еще несколько шарфов — один за другим — пока, наконец, не нашел шелковый. Я и сама не понимала, зачем тогда купила его. Шелковый шарф в Спэрроу-Фоллс? Да кому он тут нужен. Но в комиссионке он показался мне таким красивым — как картина, которую можно надеть.

Пока Шеп рассматривал его, поглаживая пальцами акварельный узор, я с благодарностью думала о той редкой минуте спонтанности, позволившей мне купить его. Он аккуратно отложил остальные шарфы на комод и вернулся к кровати. Мое сердце тут же забилось быстрее.

Он остановился у изножья, между двумя невысокими столбиками. Его янтарные глаза снова встретились с моими.

Он наклонился и сжал одеяло в кулаке, медленно стягивая его с меня. Прикосновение прохладной ткани к разгоряченной коже ощущалось почти как ласка. Простыни скользили все ниже, пока не исчезли совсем.

Шеп оглядел меня, взгляд его задерживался на отдельных участках. Он пробежался глазами по ключицам, груди, животу, задержался на бедрах, где моя ночнушка задралась вверх.

— Я когда-нибудь говорил тебе, как сильно я люблю эти твое гребаные ночнушки? — пробурчал он.

Я провела языком по нижней губе.

— Я не люблю пижамные штаны. Они задираются и перекручиваются во сне.

Глаза Шепа снова скользнули вверх по моим ногам к самой их вершине, будто он мог видеть сквозь ткань, что под ней.

— Такая красивая... Вся в этом мягком атласе и кружеве. А что ты под ней носишь, колючка?

Я вдохнула, губы приоткрылись.

— Ты же знаешь. Ничего.

Шеп