Развод. Бумерангом по самые я... - Каролина Шевцова

Она даже не смотрит на меня. Вдруг ее тело резко содрогается. Она хватается за живот, глаза округляются от ужаса, рот открывается и с булькающим звуком из нее льется какая-то жижа. Прямо на дорогой персидский ковер.

Поднимается тихий, но тотальный хаос. Поля кидается вперед с криком «Яна!», пытаясь поддержать сестру. Случайно она задевает плечом вазу, та падает и разбивается на сотню осколков, добавляя к пятну на ковре еще и стекло. Секретарша в ужасе подскакивает на месте, причитая: «Ой, боже мой! Ковер! Кто это будет убирать?!» Другие клиенты – пожилая пара с переводчиком - с отвращением и любопытством пялятся на нас.

Меня на секунду парализует. Стою как памятник собственной тупости и перевариваю. Или не перевариваю. Как я вообще попал во все это? Я же так хорошо жил. Раньше. И все у меня было, и дом, и бизнес, и перспективы на работе и жена и дети, и некоторые из них со мной даже разговаривали, а сейчас… Страшно злюсь. На Яну, за то, что так не вовремя заболела. На себя, за то что, все это допустил. На незнакомых людей, они не мигая смотрят в нашу сторону и что-то «несут» на своем. Но больше всего я злюсь на дуру секретаршу – голосить она не перестала, наоборот, разоралась уже до неприличной громкости.

- Рот закрой! – Огрызаюсь я. Голос мой звучит так пугающе, что все вокруг резко замолкают. Даже Яна перестает икать. - За те деньги, что я вам плачу, можно и на химчистку расщедриться! Поняла?

Секретарша нервно кивает и, поглядывая на нас одним глазом, принимается кому-то звонить.

Подхожу к Яне, она вся дрожит, униженная и жалкая. Протягиваю ей платок. Я люблю дочь. Я волнуюсь за дочь. Но срыв сделки сейчас волнует меня не меньше ее здоровья.

- Малышка, ну что ты? Уже лучше? Ну-ка соберись. Пойдем, я попрошу, чтобы там было быстрее. Главное – подпись поставить, а потом хоть куда.

Слышу, как Поля резко оборачивается ко мне. Ее лицо искажено гневом. Брови заломлены вверх, губы дрожат. Она смотрит на меня так, как никогда не смотрела.

Никто прежде на меня так не смотрел…

- Папа, ты не видишь, Яне плохо!

- Конечно, вижу! – куда мягче говорю я. - Сейчас подпишет бумаги, и я вызову скорую! Я же сказал!

Яна делает слабую попытку подняться, покорная, как кукла. От этого сравнения все внутри меня сжимается в неприятный комок. Когда все закончится, я обязательно извинюсь перед дочкой.

Ноги ее не слушают, и она тотчас плюхается обратно на кресло. Поля, вместо того чтобы помочь, резко кладет руки ей на плечи, и будто бы специально давит вниз.

- Сиди тут! Мы никуда не пойдем, папа! И не будем ничего подписывать!

В приемной мертвая тишина. Все вокруг замерли, наблюдая за нами.

- Отлично, я так и знал! - шиплю я, чувствуя, как красная пелена застилает глаза. – Так бы сразу и сказала! Карина успела вас настроить против меня, да? Это же она, верно? Тогда зачем было разыгрывать этот цирк и приезжать сюда?!

- Папа, цирк это по твоей части! - голос Полины звенит от ненависти. - Или кино, настоящий блокбастер, в котором ты террорист!

- Ты бредишь!!! - взрываюсь я.

- Да ну? А мне кажется, террорист и есть! Взял нас в заложники, не кормишь, не поишь, не организуешь медицинскую помощь больному, пока мы не подпишем чертовы бумажки! Яне плохо, она на ногах еле стоит, или ты не видишь?!

- Вижу, и поэтому тороплюсь! - кричу в ответ, уже не обращая внимания на людей вокруг.

- Ты не туда торопишься, папа! А куда надо, уже опоздал! - ее слова бьют точно в цель. - Просто скажи, все это, неужели все это забота о нас, как ты рассказывал? Или все-таки ты заботишься только о себе, а на нас тебе насрать?!

И в этот момент я замолкаю. Даже помню, что хотел сказать до этого, просто открываю рот, выпуская воздух.Яна, бледная как смерть, сидит в кресле, а секретарша, скривившись от брезгливости и досады за испорченный день, подает ей стакан воды. Уборщица с тряпкой и ведром нехотя оттирает лужу на полу. Иностранная бабка собирает цветы, причитая что-то об их нелегкой судьбе. Ее спутник и переводчик смотрят на меня с таким нескрываемым осуждением, что хочется провалиться сквозь землю от стыда.

Отворачиваюсь. И вдруг, среди этой всей позорной картины, я вижу его. Знакомое, но до жути неприятное лицо. Я делаю шаг, другой. И понимаю, что стою перед огромным зеркалом в резной раме. И человек, который смотрит на меня оттуда – мне отвратителен. Отекший, потный, с перекошенной от злобы и страха рожей. Глаза безумные. Изо рта чуть ли слюна не капает. Какой слабый… какой ничтожный человек стоит передо мной. И сейчас я понимаю особенно четко - я его ненавижу.

А там же, в отражении, чуть сзади – мои девочки. Яна, прислонившаяся к Поле, и Поля, которая уже достала телефон и кому-то звонит. Может маме. Может в скорую, раз отец так и не удосужился ее вызвать. Они отгородились от меня. Создали свой маленький мирок, свой союз, куда мне нет хода. И между ними – тихая, но такая крепка идиллия.

А у меня? Дыра. Огромная дыра, в которую засасывает все вокруг, и куда чуть было не угодили мои девочки.

Здесь так тихо, что хочется заорать погромче, чтобы все это схлопнулось как мыльный пузырь. Кажется, что вокруг и впрямь декорация к какому-то фильму, потому что не могут все так долго молчать.

Я всё ещё смотрю на свое отражение. На этого жалкого, озлобленного мужика с перекошенным таблом бордового цвета. И поражаюсь от того, что этот мужик – я.

Прозрение бьет прямо в мозг, нокаутирует с одного удара.

Если я сейчас заставлю их подписать эти бумаги, я потеряю их. Окончательно и бесповоротно. Навсегда. Я выиграю салоны и проиграю дочерей. И останусь один. В пустой квартире с чужой мебелью и с Леной, которая…