Влюбляясь в Бентли - Адриана Лав

над собой. Его взгляд встречается с моим на самое долгое мгновение, в течение которого он дает понять, что это полностью моя вина. Это я не даю ему получить то, что он хочет. Он издает гортанный звук, ударяясь лбом о колени в знак поражения. Я нежно кладу руку на его округлую спину, когда его плечи сотрясаются от рыданий.

Я тяжело сглатываю. Он даже не представляет, как мне больно.

День третий — Озноб и агрессия:

Во тьме вспыхивает пламя.

Пламя танцует, как будто на него дует могучее дыхание. Оно то гаснет, то вновь появляется, становясь все выше, притягивая меня к себе.

— Если ты играешь с огнем, ты обожжёшься — поет соблазнительный голос. Тебе не нужен свет. Останься. Останься здесь, со мной, в темноте.

Не обращая внимания на голос, я подхожу ближе, протягиваю руку, и в тот самый момент, когда голос предупреждал, пламя перескакивает на мой рукав. Я отпрыгиваю назад, крича и дико шлепая по пламени, которое пожирает мою одежду. Одно пламя раздваивается и превращается в два… потом в три… четыре… пока не пожирает меня.

Боль, сильная боль. Но, подобно змее, сбрасывающей свою изношенную кожу, я чувствую, как тает прежняя я. Я приветствую это. Я жажду этого.

Из огня, из кучи пепла я вылетаю прямо из темноты на яркий свет, взмываю вверх, кручусь, вращаюсь по спирали, пробуя свои великолепные крылья, мои когти достаточно остры, чтобы пронзить животное любого размера, мой крючковатый клюв достаточно силен, чтобы дробить кости.

На секунду я свободна, невесома.

Одинокая стрела пронзает голубое небо со звуком реактивного самолета, рассекающего воздух. Наконечник вонзается в нижнюю часть моих крыльев. Из груди вырывается пронзительный крик. Среди огненных перьев стремительно расползается алый цвет. Мое сломанное крыло бесполезно скручивается внутрь.

Я падаю: спираль, кручение и неуправляемое падение вниз, к земле… земля уходит из-под ног…

Я рывком просыпаюсь, резко сажусь в кровати и ползу назад, к железному изголовью, по моему телу течет пот. Моргаю, прогоняя остатки сна и осматривая окружающую обстановку. Несмотря на то, что я боролась за то, чтобы не заснуть — боялась, что Стерлинг уйдет, — я, должно быть, задремала.

Я перевела взгляд на Стерлинга. Он стоит на расстоянии вытянутой руки, подергиваясь от сильного озноба. Его руки обнимают голую грудь, зубы оскалены. На улице не менее семидесяти градусов, но он ведет себя так, как будто замерз.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, подходя к нему и натягивая на него одеяло. Легонько трясу его за плечо.

Ответа нет, только зубы стучат.

Я подхожу ближе и наклоняюсь к нему через плечо, чтобы посмотреть, не спит ли он. Его длинные ресницы еще темнее на фоне бледной кожи.

— Эй, ты меня слышишь?

Ответа нет, и я делаю единственное, что знаю, — согреваю его теплом собственного тела. Прижавшись к его спине, я обхватываю руками его грудь. Его кожа прохладная на фоне моей. Я впервые перебралась со своей стороны кровати. Впервые я полностью позволила себе хотеть этого: его и меня.

Я чувствую каждую дрожь, каждый толчок и биение его сердца под своей ладонью.

— Тебе нужно попытаться что-нибудь съесть, — говорю я ему, медленно подходя к кровати и неся поднос.

Стерлинг лежит на кровати на спине, положив голову на стопку подушек, небритый, заметно побледневший. Его настроение изменилось с плаксивого и отчаянного на взбешенное.

— Мне не нужен этот чертов суп! — возмущенно протестует он. Его рука просовывается под поднос, задевая его угол. Поднос подбрасывается в воздух и падает на край кровати. Горячий бульон разбрызгивается, обжигающая жидкость обжигает верхнюю часть моих ступней и лодыжки. Мои шаги на мгновение замедляются, позвоночник напрягается, подбородок поднимается. Деревянный поднос с грохотом падает на деревянный пол.

— Это было необходимо? — огрызаюсь я. — Ты знаешь, что тебе станет легче, если ты поешь!

— Мне не нужно больше чертовой еды, чтобы меня тошнило. — Выражение лица Стерлинга становится мрачным, отстраненным. — Что мне нужно, так это… забудь! Ты не можешь понять, что мне нужно! Этого никто не может понять, пока не пройдет через это, — его голос холоден.

— Ты продолжаешь это говорить. Объясни мне! Я хочу понять, — настаиваю я, сузив на него глаза. Я наклоняюсь и переворачиваю поднос на правый бок, осторожно вылавливаю из лужицы супа разбитые осколки миски и собираю их на поднос.

Стерлинг откидывает одеяло, вскакивает с кровати и бежит к тому месту, где я стою и убираю за ним. Сильная рука обхватывает меня за плечи, захват становится почти болезненным, и он поднимает меня на ноги, прижимая к себе. Я не могу сопротивляться, даже если хочу. На меня надвигается грозовой серый цвет. Вена в его горле подпрыгивает.

Впервые за много дней я вижу его таким внимательным и сильным. Я понимаю, что это переизбыток адреналина, давший ему внезапный прилив неоспоримой энергии. Он ведет меня за руку к шкафу, прижимая к себе мягко, но решительно. Он подавляет, доминирует. Стерлинг распахивает дверь в гардеробную и впихивает меня в небольшое пространство, загораживая дверь своим телом.

Сердце колотится.

Во рту пересохло.

Но сила его немного пугает.

У меня есть примерно минута, чтобы подумать, что он собирается со мной сделать. Собирается ли он захлопнуть дверь и запереть меня внутри, чтобы наказать? Он потягивается, татуировка на его бицепсе напрягается, рука исчезает на полке. Он ищет пистолет?

Нащупав на полке то, что он ищет, он бросает на меня косой взгляд, из его горла вырывается рык.

— Черт. Ты действительно думаешь, что я могу причинить тебе вред, не так ли? — Он хмурится, опускает руку вниз, его пальцы сгибаются вокруг тела орла. Он направляет его на меня. — Забирай свою чертову птицу и убирайся! — говорит он сквозь стиснутые зубы.

Он отдает мне птицу?

Я в замешательстве наклоняю к нему голову.

— Я не хочу уходить, — признаюсь я.

— Я разве спрашивал, чего ты хочешь? Я серьезно. Убирайся к черту! — Он плечом обходит меня и врывается в спальню, сталкиваясь со мной. — Ты делаешь только хуже. Твой чертов голос в