Судьба в наследство. 1. Письмо, с которого все началось - Елена Александровна Ковалевская

- Ой, ладно, - замахала я руками на них. - Сдаюсь! Шут с вами! Что хотите то и делайте! Как скажете, так и поедем! С вами спорить - никаких нервов не хватит.

- А с нами спорить и не надо, - улыбнулась Герта. - Ты слушай, что старшие говорят, и соглашайся.

- Можно подумать, что я маленькая девочка, - фыркнула я скорее весело, чем недовольно. Обычно сестра никогда не намекала на разницу в возрасте, ведь пять лет между нами - это не то же самое, что более чем полтора десятилетия с Агнесс, но здесь видимо, не удержалась.

Наверное, я и вправду слишком взвинтила темп, ведь не девочки уже, жизнь на вторую половину поворачивает, пора начинать уставать, а не как ранее без продыху в седлах болтаться. Да Бог с ним, с этим письмом, может и отдохнуть чуток? Но время, время... Время - уходит!

Глава 11.

Утро выдалось солнечным и ясным, осень вообще в этом году радовала нас необычайно хорошей погодой. Не было пока затяжных дождей и промозглой хмари на весь день, только по ночам подмораживало.

Встали мы, по монастырским меркам поздно - часов в девять. Неспешно позавтракали и отправились втроем на рынок, оставив Агнесс в комнате с вещами. Решили, что вернемся к полудню, соберем свои баулы, и где-нибудь к обеду - пустимся в путь.

На улице, когда мы вышли, наблюдалась какая-то непонятная толчея, все куда-то спешили, суетились. Хотя, Бог их знает, сегодня же - воскресенье, может что намечается, месса какая-нибудь или казнь... И в том и в другом случае народ бурлит одинаково. С трудом проталкиваясь сквозь толпу с парой вьючных меринов в поводу, мы наконец-то добрались до базара. Здесь тоже наблюдался какой-то нездоровый ажиотаж, люди скупали провизию, вино в большущем количестве. Из-за этого цены подскочили на порядок, и нам пришлось изрядно поторговаться, даже больше не поторговаться, а погрозить орденской расправой, чтобы нам продали нужную меру овса и провиант за более или менее нормальные деньги. А к вину мы и вовсе приценяться не стали, его стоимость отчего-то возросла до небес. В итоге, плюнув на все непонятки, что творились на рынке, мы отправились назад в харчевню - собираться в дорогу. На обратном пути нам повстречался какой-то явно свихнувшийся или юродивый, который забрался на моровой столб на одной из улиц и вещал оттуда. Он вопил, что все обрушившееся на них - это есть расплата за грехи жителей города, что люди неусердно молятся и не почитают святых. Полный бред! Корч навряд ли мог претендовать на место Святого города, чтобы удостаиваться воскресной проповеди на людях с базальтовой глыбы, напоминающей о числе умерших в какой-то мохнатый год, это же - явный перебор. Когда мы принялись проталкиваться через толпу, намертво запрудившую улицу, крикун, зашедшийся в проповедническом экстазе, увидел нас и заорал с новой силой:

- Люди внемлите знаку Господа нашего и праведников его! Он явил нам трех непорочных дочерей своих, чтобы они спасли нас и оградили от соблазнов Искусителя! Коснитесь же, о девы, чистотой своей всех неразумных чад!

Что тут началось! Ошалевшие от его речей люди развернулись и уставились на нас, как удавы на кроликов. Мы замерли. Через несколько томительных мгновений и к нам со всех сторон потянулись руки, чтобы прикоснуться. Мамочки! Ни мощь старшей сестры, когда она первая попыталась вырваться, на наши присоединившиеся усилия, нам не помогали. Мы барахтались в напирающей толпе, как мухи в меду, боясь, что вот-вот, и нас попросту сомнут. Но тут свихнувшийся пророк завопил снова:

- Сестры, благословите, отпуская все грехи! - это нас и спасло.

Мы принялись, крутясь вокруг себя, со словами: 'Domine Deus, fac benigne, miserere omnium. Benedictus, in nomine Domine.' - осенять горожан святым знамением. (Господь Бог, сделай милость, помилуй всех. Благословен, во имя Господа.)

Люди попадали на колени и, закатив глаза, принялись читать молитвы, а мы же по-шустрому стали пробираться через коленопреклоненных горожан. Кое-как продравшись через толпу, вышли на соседнюю улицу, а сразу же оттуда - припустили, что есть духу в харчевню.

- Дурной город, - начала возмущаться Юозапа, едва мы свернули в проулок, где было относительно спокойно. - Сумасшедшие люди, спятившие, все - как один! Вот зачем, скажите мне, им понадобилось это представление? Надо ж было - вцепляться в нас, отпущения требовать?! Мы же не священники, чтобы грехи отпускать и благословления раздавать. Мы же прав на это не имеем...

- Имеем права мы или нет - чушь собачья! - рявкнула на нее еще не отошедшая от недавнего сумасшествия Гертруда. - Но только откажись мы на этой улице устраивать, как ты выразилась 'представление', нас бы порвали на крошечные кусочки!

- Все, сестры, все! - прервала я их, заворачивая за очередной угол, на той стороне улицы в ярдах тридцати впереди уже видна была вывеска нашей харчевни. - Надо как можно скорее выбираться из города. Сейчас живо покидаем все шмотки, и по коням.

- Десяток фанатиков на улице это еще не повод чтобы нестись сломя голову, - едко бросила Юза, как бы ни к кому не обращаясь.

- Да что ж это такое! - не сдержалась я. Ну вот, снова поцапались! - Если сказано быстро, значит - быстро!

- Ладно, как скажешь, - неохотно кивнула мне старшая сестра.

Вот тут чаша моего терпения переполнилась, и меня прорвало. В последнее время мы только и делаем, что собачимся. Пора расставить все по своим местам.

- Герта, между прочем, это не просьба, это приказ. И сейчас давайте договоримся, раз и навсегда: если я настаиваю на чем-либо, значит это, нужно мне не просто так, а для дела. Ясно?! И если впредь я говорю, что мы убираемся откуда-нибудь рано поутру, то мы так и делаем, а не препираемся битый час! Это тоже, надеюсь ясно?!

- Тоже мне командирша... - фыркнула Юозапа. Мы добрались до ворот, постучали, и теперь стояли в ожидании, когда же нам откроют.

- Юза, я серьезно! - грозно произнесла я. - Мы не в бирюльки играем! Пусть вы и считаете меня номинальным