Судьба в наследство. 1. Письмо, с которого все началось - Елена Александровна Ковалевская

- Сегодня часов в десять.

- Етить твою за ногу, перекинув через забор! - уже во весь голос выдала я. - А с чего решили что холера?

- Личный врач сера Персиваля сказал.

- У нас срочное письмо в ауберг к его преосвященству епископу Бернару, пропустите нас.

- Ничем не могу помочь, - прокричал мне служивый. - У меня приказ никого не выпускать! А попытаетесь прорваться силой, вас болтами утыкают так, что за ежей сойдете!

Я оглянулась: ко мне, нахлобучив на голову шлем, направлялась старшая сестра, и ласково покачивала секиру в руках.

- Герта не дури! - рявкнула я на нее. - А ну марш к лошадям! - она неохотно остановилась и нерешительно замерла на месте. - Это приказ, старшая сестра! Жопу в кучу и пошла отсюда! - если она сейчас меня ослушается, ее с легкостью превратят в подушку для иголок.

На двух невысоких башнях засели по пятерке арбалетчиков и если они решат, что сестра надумала пробиваться сквозь охрану, то увидимся мы с ней в следующий раз только в Раю. Но она передумала и неохотно потопала прочь. Слава Богу! Я повернулась к стражникам и продолжила переговоры.

- А карантин когда снимут?

- Как достопочтимый Гулд разрешит, так и откроем!

- А может достопочтимый Гулд ошибается, и это не холера?! Ведь середина осени на дворе!

- Ничем помочь не могу! У меня приказ!

Та-ак, со стражниками не договорится, их дело маленькое, что сказано, то и выполняют. Похоже, придется топать к градоправителю, к этому Брюну, чтоб Искуситель его медленно на огне поджаривал, и уже там вправлять ему мозги. Нет, ну какая холера?! Осень сухая, и по ночам уже морозец основательно прихватывает. А они - холера! Ладно бы еще, дождями местное кладбище размыло или весна, жара неимоверная, тогда б все понятно было. А так! С ума они там все, что ли поспрыгивали?!

Я развернулась и несолоно хлебавши отправилась к сестрам. Взобралась на коня и, дав шпоры в бока, направилась во главе нашей маленькой колонны в центр, к дому баронета.

Горожане все так же жались по сторонам и молча уступали дорогу. Так вот что имел в виду этот хитрый жук, хозяин харчевни, потихоньку намекая на цену?! Ах, он гад брюхоногий, поползень облезлый! Ведь знал паразит, и ни слова не сказал! Ну еще бы, с какой радости ему нам что-то сообщать! Хрена бы мы тогда съехали, и цену за комнаты пришлось бы оставить прежней, а так на новое заселение и новые расценки! Скотина мохнозадая! Нет, ну каков гусь?! И я тоже хороша! Нет, чтобы настоять на своем! Ехали бы сейчас себе и горя не знали. А что теперь?! Что теперь делать, я спрашиваю?! Мы же застряли здесь до морковкиного заговенья!

С мыслями скачущими, словно зяблики - с одного на другое, я доехала до дома градоправителя. Слезла с Пятого и принялась долбить латным кулаком в двери. Выходило звучно. На стук мне открыла служанка с зареванным лицом.

- Баронет дома? - грозно спросила я у нее. В сложившейся ситуации, когда время убегало как песок сквозь пальцы, я готова была голыми руками порвать любого, кто встанет у меня на пути.

- Дома, - сообщила она между всхлипами. - Но он не примет, его сын заболел. Единственная кровиночка... - служанка зарыдала вновь.

- Холера?! - уточнила я, уже заранее подозревая, что она мне выдаст. Та закивала, слезы побежали еще сильнее.

Такой ответ погасил мой пыл. Да, хреново дело складывается! Если бы сынуля баронета был здоров, я бы его еще уломала, а так он упрется рогами, но ворота не откроет, будет следовать правилам до последнего.

Дело в том, что во всех странах Церковного Союза был издан указ: при обнаружении таких болезней как тиф, холера, чума, оспа и другие, та область, где находили заболевших, объявлялась карантинной, и оттуда был запрещен выезд, впрочем, как и въезд в оную. Если это город, то крепостные ворота запирались изнутри, и их не отворяли до тех пор, пока не перестанут появляться новые заболевшие. Если же это была деревня, то ее окружали церковными постами и отлавливали всякого, кто пытался оттуда сбежать. В монастырях такая зараза почти что не появлялась, поскольку чистоту не только духовную, но и телесную мы соблюдали неукоснительно. В основном люди болели в маленьких тесных городах, где на улицу вываливались помои и другие отходы, где ошивалось множество нищих, бродяг и подозрительных субъектов всех мастей. Короче, в таком месте как Корч. Ох, и попали же мы в передрягу!

Делать было нечего, видимо придется возвращаться обратно в харчевню, не в госпиталь же нам переться. Только вот с хозяином оной я поговорю по-свойски, в конце-концов - мы боевые сестры на задании, а не элионитки на прогулке в монастырском саду. Все, хватит - хорош миндальничать!

Я повернула Пятого в нужную сторону, сестры молча последовали со мной. Это хорошо, меня лучше сейчас не трогать. Мы вновь поплутали по уличным лабиринтам, прежде чем добрались харчевни. Я лишь один раз успела садануть кулаком по створке ворот, как их тут же распахнул Курт. Он как всегда радостно заулыбался и замахал рукой, приглашая нас. Едва мы въехали, я спрыгнула с коня, и, бросив поводья конюху, поспешила вовнутрь. Ну, сейчас я буду договариваться! Ох, как я сейчас буду договариваться!

Обычно, меня трудно по-настоящему разозлить, как правило, я покиплю сама в себе, спущу пар, и только. Но вот сейчас, когда я нахожусь в бешенстве, лучше на дороге у меня не вставать, сомну как дестриэ пехоту. Девочки вывели меня из себя, на воротах добавили и обозлили, а у дома градоправителя окончательно довели до белого каления. И если теперь трактирщик не примет мои условия, я его просто-напросто пришибу, и заведение поменяет хозяина.

Стоит только Искусителя помянуть, и он - тут как тут. Когда я влетела через заднюю дверь в зал, трактирщик стоял за стойкой и что-то писал в большой амбарной книге, видимо проверял счета. На шум он оторвался от дел, поднял голову, подслеповато прищурившись. Разглядев, что это я, он приветливо заулыбался.

- А, очень град, что вы грешили остановиться у меня, - прокартавил он, и захлопнул