Прячься от меня, Дорогая - Мари Роуз

— Вы меня больше не хотите? А как же Десса? Я думал, мы партнеры? — Мой голос тихий, и мне не нравится, что на глаза наворачиваются слезы. Я должен быть большим мальчиком: я не должен плакать.

— Конечно, хотим, Линкольн. Десса так обеспокоена и расстроена тем, что это произошло, — говорит он, снова вздыхая. Он наклоняется ближе, его глаза наполнены грустью и пониманием. — Мы знаем, что ты хочешь быть ее партнером, приятель, но Гидесса еще не готова к твоей темноте, понимаешь? Может быть, когда-нибудь, но не сейчас.

Я тяжело сглатываю, быстро моргаю, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь слезы, но не могу заставить их исчезнуть. Почему они не проходят?

— Ты будешь большим мальчиком ради нее? Просто дай ей немного времени повзрослеть, и себе тоже. Тогда, может быть, вы, ребята, снова найдете друг друга.

Я киваю, хотя на самом деле ничего не понимаю. Слезы продолжают литься, и я чувствую себя таким потерянным и одиноким.

— Я постараюсь, — шепчу я срывающимся голосом.

Он протягивает руку и сжимает мою.

— Это все, о чем мы просим, Линкольн. Ты храбрый мальчик, и мы так гордимся тобой.

Я хочу попросить его сказать ей, что я люблю ее, но не могу заставить себя произнести это вслух. Я знаю, что это глупо и что я мал, но я чувствую это глубоко внутри. Я просто снова киваю, пытаясь быть храбрым, пытаясь быть большим мальчиком, каким они хотят, чтобы я был. Но внутри все, что я чувствую, — это глубокую, ноющую печаль.

Я не хочу оставлять Дессу. Я не хочу быть в другой семье. Но я не говорю ничего из этого. Я просто лежу, держась за руку отца Дессы и надеясь, что когда-нибудь все будет хорошо.

Я так напуган и волнуюсь. Все мое тело дрожит, как будто внутри меня заперто слишком много энергии, которая пытается вырваться наружу. Мне хочется ударить кого-нибудь, закричать от того, как все несправедливо, плакать и проклинать свою жизнь, но я этого не делаю. Вместо этого я заставляю себя отступить в ту безопасную часть своего сердца, которая принадлежит ей, мои слезы медленно высыхают, пока я жду, когда моя новая семья приедет за мной.

В какой-то момент отец Дессы берет обе мои руки в свои, чтобы остановить нервный стук моих пальцев. Все, что я могу сделать, — это тупо уставиться в стену. Писк аппаратов, стерильный запах больничной палаты — все это отходит на второй план, пока я пытаюсь удержать ту часть себя, которая чувствует связь с Дессой. Мою тень в темноте.

Это все, что у меня осталось, та тьма внутри меня, которая взывает к ней. Я никогда не отпущу ее. Все остальное не имеет значения, кроме сохранения этой связи. Я буду делать это для нее, пока она не будет готова.

Глава 42

Гидесса

Высвобождая руку, я тянусь к его лицу и снимаю с него маску, а вместе с ней и капюшон. Я не удивляюсь, когда его волосы падают вперед, почти скрывая зеленые глаза, которые я не знаю, почему не узнала.

Из меня вырывается рыдание, когда я наконец узнаю мальчика, которого знала, в мужчине передо мной.

— Я думала, ты умер, — шепчу я дрожащим голосом.

Его глаза, те же самые знакомые изумрудно-зеленые глаза, смотрят на меня в ответ, полные боли и сожаления.

— Так и должно было быть, Десса, — тихо отвечает он, и в его голосе чувствуется тяжесть потерянных лет и похороненных воспоминаний.

Мои пальцы касаются его лица, нуждаясь в подтверждении, что он реален, что это не какой-то жестокий сон. В тот момент, когда они касаются его кожи, теплой и твердой, из моей груди вырывается еще один всхлип. Он ловит мою руку в свою, крепко сжимая ее, как будто боится, что я могу исчезнуть, если он отпустит.

— Почему ты бросил меня? — Спрашиваю я срывающимся голосом.

Он ненадолго отводит взгляд, словно пытаясь справиться со своими эмоциями, прежде чем снова посмотреть мне в глаза.

— Долгое время я не понимал, почему должен был это сделать. Но тогда ты еще не была готова к моей тьме, маленькая тень. Тогда я многого о себе не знал. Если бы я узнал об этом, когда мы были вместе, это могло бы нас уничтожить.

Он протягивает руку и обхватывает мое горло, наклоняясь к моему лицу.

— Я бы уничтожил тебя, потому что моей тьме было все равно, кем мы были друг для друга. Тогда это было самое трудное решение в моей жизни, но в конце концов, даже не зная, я сделал это, чтобы защитить тебя.

Слезы текут по моему лицу, когда до меня доходят его слова.

— Мне не нужна была твоя защита, мне нужно было, чтобы ты был со мной, — шепчу я, снова представляя его совсем одного.

Он прижимает меня к своей груди, крепко обнимая сильными руками.

— Я знаю, Десса, и мне очень жаль. Мне жаль, что я не могу заставить тебя понять, что это было правильно для нас. Я никогда не переставал думать о тебе, ни на минуту.

Я хмурюсь, и разочарование выходит на первый план. Я снова толкаю его назад, и на этот раз он действительно двигается.

— Правда? Тогда к чему эти гребаные игры, к чему эти маски, почему было не сказать мне, кто ты такой с самого начала, Тэлвин?

Он морщится, по крайней мере, у него хватает ума выглядеть виноватым, когда он засовывает руки в карманы и смотрит вверх, на навес над нами.

— Ты даже ведешь себя по-другому, — шепчу я, и мое сердце болит немного меньше, когда я смотрю на него, живого и невредимого, стоящего передо мной.

Он смеется, когда, кажется, понимает меня. Я так сосредоточена на том, как приятно видеть его глаза, что даже не замечаю, когда его рука вырывается. Он хватает меня за волосы и снова притягивает к себе.

— Ты знаешь, я ненавидел свое имя. И разве ты могла заподозрить милого, тихого Тэлвина в том, что он трахал эту милую киску? — спрашивает он, и его голос становится хриплым.

Что ж, черт возьми, вот это перемена между мальчиком и мужчиной, которую я когда-либо видела.

Он начинает вести меня назад, его тело полностью контролирует мое, пока моя спина не оказывается прижатой к дереву, и от этого мои внутренности превращаются в жидкость.

— У нас были свои причины поступить так, как мы поступили, и мы не