По ту сторону тьмы - Р. С. Болдт

Очерчиваю пальцем аккуратные чернильные вихри на мужском торсе, искусно изображающие скорпионье жало, собирающееся наносить удар.

— Я начала прикарманивать деньги, но, в сущности, брала меньше, чем они мне были должны. — Голос становится сердитым. — Мама выплачивала долбанные гроши по сравнению с теми деньгами, что, как я знала, они получали от моих выступлений. Я прятала деньги частями в учебниках, по которым занималась, чтобы получить аттестат.

Выдерживаю долгую паузу, прежде чем продолжить. Слова вырываются нерешительно, едва превышая шепот:

— Знаю, ты ощутил их; пусть они и зажили и покрыты чернилами, но думаю, что шрамы всегда будут вызывать нестерпимую боль.

Он молчит. Единственный признак того, что мужчина все еще не спит, — это мозолистые кончики пальцев, лениво прокладывающие дорожку вверх и вниз по моей спине.

Мой палец замирает при прослеживании бронсоновской татуировки, а слова застревают в горле… хотя я и не собираюсь раскрывать всю правду. Не уверена, что смогу быть полностью честной, потому что даже не знаю, чем я являюсь.

Поэтому я прибегаю к умалчиванию о самых уродливых, самых сокровенных деталях, надеясь, что однажды я буду достаточно смелой, чтобы раскрыть перед ним все части себя, а не только несколько поверхностных слоев.

— В последнем городе, в котором мы остановились, жил парень моего возраста. Мы задержались там дольше обычного, поскольку у одного из членов труппы рядом проживала семья.

Заставляю себя провести пальцами по его груди. Сосредотачиваясь на изучении остальных элементов этого чернильного шедевра, сумею отвлечься от болезненного прошлого.

— Я думала, что влюблена в него, а он в меня. Теперь же, в ретроспективе, мне просто так не хватало любви. Внимание не было связано с тем, могу ли я принести кому-то легкие деньги. До меня доходили слухи о том, что его мама была немного сумасшедшей, но я не придала особого значения. Он не упоминал о ней в разговорах, и мы никогда не ходили к нему домой. Мы встречались в лесу и разговаривали. Целовались. — Тяжело вздыхаю. — Мне казалось, что он будет тем единственным, кому я отдам свою девственность. И… он стал таковым.

В голосе звенит лед, пока я вспоминаю юную, невинную девушку, которой я была, но у которой насильно вырвали последнюю частичку невинности.

— Я чертовски уверена, что не отдавала ее добровольно.

Сильные пальцы замирают, прекращая ласковые касания вдоль спины. В хриплом тоне проглядывается томление, когда он мягко попросту произносит:

— Рыжая.

— Он подсыпал что-то в пиво, которое принес. Никогда не переносила пиво, так как в детстве мама приводила в дом слишком много выпивох, а это пойло любилось ими. Но я уступила, потому что это был он. Я очнулась на каком-то деревянном помосте в лесу. — Монотонным, ровным голосом рассказываю я, поскольку пытаюсь утаить боль от того случая. — Он изнасиловал меня, пока его мать скандировала об очищении от демона внутри меня. А я ничего не могла с этим поделать. Я была связана, и после того как он…

Рука Бронсона крепче обхватывает меня, и я прочищаю горло, чтобы продолжить:

— После этого она взяла нож и принялась кромсать мою грудь, продолжая свои песнопения.

Не замечаю, как мое дыханье стало неровным, пока вокруг нас не воцаряется тишина, и это все, что я слышу.

— Я была уверена, что умру, когда они бросили меня там. Я… практически смирилась с этим. Но дождь стал накрапывать и… — испускаю вздох. — Я наконец-то сбежала.

Он прижимается губами к моим волосам и тихо проговаривает:

— Чертовски рад, что сбежала, ведь иначе сейчас ты не была бы здесь со мной.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

БРОНСОН

Господи. Обычно я не лезу за словом в карман, но после рассказанного ею… не знаю, что и сказать.

Что я действительно знаю, так это, как отвлечь ее от прошлого, — проявить к ней такое же уважение и доверие, поделившись некоторыми фрагментами своей жизни.

— Ты наверняка заметила имя, вытатуированное на предплечье. Инес. — Уголки моих губ ползут вверх. — Имя моей Abuela. Моей бабушки. Они с мамой приехали сюда с Кубы вместе после того, как донор спермы сбежал, не желая быть отцом. Abuela была в бешенстве от того, что ее сын бросил жену и нерожденного ребенка. Не имело значение, что мама не ее плоть и кровь. — Опускаю глаза туда, где шелковистые рыжие волосы волной рассыпаются на моей груди. — Бабушка всегда была особенной женщиной. Одиночка во плоти, но с золотым сердцем. Прямо как мама. Когда я начал брать инициативу в свои руки, понимал, что кому-то это не придется по вкусу — черт, даже более, чем не придется, — поэтому я настоял на том, чтобы мама взяла обратно девичью фамилию. Я же остался Кортесом, но не для того, чтобы сохранить верность никчемному отцу, а в знак уважения к Abuela. Я уже тогда понимал, что хочу защитить маму от любой возможной трудности. Люди могут быть мелочными, как черти, и нападать на близких в отместку. Хотелось уберечь маму от этого. Забавно, но не так уж много людей знают, что она на самом деле моя мама. Это помогает не светить маминым именем перед рожами врагов. Так она в большей безопасности.

Рука Джорджия, которую она перекинула через меня, обнимает крепче, потому кончиками пальцев скольжу по ней.

— И не то чтобы я не желал защитить Abuela, но она настаивала на том, что справится сама. — Губы подрагивают при воспоминании, прежде чем поджаться. — Она вечно была хитра и сообразительна. Иногда она улавливает неприятность раньше других.

Глубоко вдыхаю, тело напрягается, когда я вспоминаю момент из прошлого, о котором не думал уже много лет. Словно почувствовав мое настроение, Джорджия слегка отодвигается и прижимается поцелуем к моей обнаженной груди.

— До того как я официально основал Скорпионов, я работал, не покладая рук, чтобы помочь нашим людям — нашей общине. И там была девчонка, с которой я рос, однако мы особо-то близки и не были. Затем она начала слоняться кругом, общаться со мной. Она была миловидной, чертовски умной, да и я никогда прежде не удостаивался подобного внимания. Времени на это никогда не было. Я всегда был так занят школой и работой, чтобы помочь маме и Abuela, был хозяином дома, и ни за какие коврижки не позволил бы двум женщинам вкалывать как проклятые, потому что мне было лень.

Я чувствую, как рыжая улыбается мне в грудь.

— Видишь? — мягко шепчет она. — Ты хороший человек.

— Да, ну может быть тогда был хорошим. —