Фрейлина - Тамара Шатохина

такие разницы! Не слезы радости и умиления… я чувствовала себя крайне погано — лютой обманщицей. И даже не перед людьми, а перед кем-то там — наверху. Зачем-то же я здесь оказалась? И точно не за этим вот — ненастоящим и притворным. Но нужным мне, куда от этого деться…

Ободки колец на наших пальцах, фраза «поздравьте друг друга», завершающая обряд… Я помнила, что нужно троекратно целоваться. Это очень символично, как и любое другое действо при венчании — целомудренный поцелуй в губы, святая и чистая любовь… Фредерик медленно склонился ко мне и в последний момент я аккуратно подставила щеки, дабы не травмировать его еще и этим. Раз и два… и три. Его губы были холодными и твердыми. Точно такие, наверное, у статуи Антиноя.

Сразу после венчания Анна Алексеевна убрала с моего плеча фрейлинский шифр, а я выдохнула — кажется, все прошло, как и положено: серьезно, сосредоточенно и благопристойно.

Лютеранский обычай мы прошли в той же Стольной зале Большого дворца, что и Карл с Ольгой. Скорее всего, она была оборудована на все время прибывания здесь немецкой делегации — как временный храм.

Белый зал в этот раз совместил в себе и бальную, и пиршественную функции, поскольку гостей в этот раз было в разы и разы меньше. Взгляд нашел Аннет, Варю, Натали, уже знакомые лица фрейлин царицы… и вспомнилась Аня. Ее чистых восторгов и наивной радости по любому маломальскому поводу сейчас сильно не хватало. Я вообще не знала, кто и по какому принципу рассылал приглашения — не была хозяйкой мероприятия и лицом решающим.

Дальше было очень достойное застолье, произносились тосты, нам с Фредериком дарили подарки, складывая их на отдельный столик. Странная пелена, отсекающая эмоции и накрывшая меня еще в церкви… делающая восприятие заторможенным и безвкусным, не спадала. Время пиршества тянулось резиной, мужа рядом с собой я не чувствовала. Или не воспринимала таковым. Мы с ним даже не говорили.

Неужели и у Ольги было так же?

Наконец зазвучала музыка и Фредерик пригласил меня на вальс. Я послушно встала… собственно, я всё сегодня делала послушно. Но, когда мы вышли на паркет, поняла, что меня медленно кроет паникой.

Внимание присутствующих сейчас было направлено на нас. И ладно бы… но сейчас я не была уверена ни в себе, ни, тем более — в нем. Знала почему-то — упаду, обязательно уронит. И я потеряю ребенка.

Музыка уже звучала, муж обнял мою талию, а я не могла заставить себя сдвинуться с места.

— Таис? — склонился он ко мне.

— Боюсь… вы уроните меня, — прохрипела я.

— Зачем вы это говорите? — нахмурился он.

— Потому что так чувствую.

— Доверьтесь мне.

— Дайте мне левую руку…

— Но так никто уже не танцует…

— Я танцую. Или так, или — никак…

Почувствовав дополнительную опору, я сделала первый шаг. Мы осторожно, а потом все смелее закружились по залу. Постепенно рядом появились другие пары.

После первого танца император и Александра… а за ними и другие, более взрослые пары покинули зал. Обстановка в нем сразу стала более раскрепощенной.

Немного продышавшись потом вместе с маменькой на улице, остаток вечера я просидела, разговаривая с ней и наблюдая танцы. Муж танцевал, и танцевал неплохо.

Первую ночь «накрыли» для нас в гостевых дворцовых покоях, которые с самого начала занимал Фредерик.

Как и положено, меня переодели в ночную рубашку и капот, спрятав волосы под чепцом — теперь я была замужней женщиной. И как только Ирма и еще одна горничная вышли, я влезла на кровать и устроилась там, свернувшись под одеялом в комочек. Оно уже привычно чувствовалось надежным убежищем и защитой.

Почти сразу стала засыпать, но из подступающей дремы вырвал стук двери и шаги. Выглянув из-под одеяла, я увидела мужа, замершего у окна.

— Ложитесь и спите, Фредерик Людвигович. Думаю, вы устали не меньше моего, — пробормотала я и повернулась к нему спиной, чтобы не мешать.

И уже совсем проваливаясь в сон, вспомнила вдруг — Барятинский же… «братец» так и не прибыл. То ли не смог, то ли не захотел.

Глава 32

Умытая и одетая, я стояла у окна, давая возможность Ирме убрать постель.

Проснувшись, нашла ее в комнате — терпеливо ожидающую. Судя по продавленной подушке, Фредерик ночевал здесь. Отметив это и сладко потянувшись, я поняла, что отлично выспалась, а значит…

— Уже поздно, да, Ирма? Я спала слишком долго?

— Как и положено, барышня, — пожала она плечами, — вставайте, да я вынесу горшок…

Окна комнаты выходили на Верхний парк, с высоты второго этажа я видела его весь. И воистину — «ничто не является в большей степени порождением искусства, чем сад».

Солнца сегодня не было и яркие, чистые, выразительные цвета слегка померкли под серым небом — идеально продуманные сорта цветущих растений, оттенок каменной крошки, декоративные элементы утратили часть своей прелести, придав декору графичности.

Но насколько же идеально все продумано — в который раз поражалась я. Парк строили, как продолжение архитектуры дворца — формируя кулисы, зеленые кабинеты, этажи посадок, используя зеркала прудов.

Стук в дверь заставил вздрогнуть.

— Да, войдите.

— Как ты себя чувствуешь? Выспалась? — вошла в комнату маменька в атласном платье цвета шоколада и свежая, как утренняя роза, но явно чем-то встревоженная.

— Все замечательно, проспала вот только… Фредерик взрослый опытный мужчина — как ты и говорила. Все прекрасно, я очарована им окончательно и бесповоротно, — успокоила я ее.

— В таком случае… я рада, — отстраненно отметила она, проходя и садясь в кресло: — Но видишь ли… только что выяснилось странное — будто вы с ним отбываете в Штутгарт буквально через два дня от сего. Ты знала об этом?

— Не в точности до дня… но да — он предупреждал о скором отъезде.

— Это ужасно, — прошептала она, — я не взяла с собой прислугу. В долгой дороге без прислуги никак невозможно. Я говорила с твоим мужем, но он упорно стоит на своем.

— Там домашние проблемы… кажется, — пробормотала я.

— Безусловно, причины могут быть только серьезными, но как же тогда? — растерянно развела она руками.

Я первый раз видела ее такой и задумалась в свою очередь — а и правда? Как быть со шнуровками этими, волосами, горшком, в конце концов? Нет, так или иначе все