Игры со льдом - Ринат Рифович Валиуллин

кларнете каждый дурак может, а ты на скрипке попробуй, – наступил он на горло моей новой песне. Однако на следующий день принес мне старый, но рабочий кларнет вместе с самоучителем и нотами, одолжив его у дирижера полкового оркестра за пару бутылок водки.

Кларнет у меня звучал не намного лучше скрипки, так что скрипку я бросать не стал. Как говорил отец: скрипка та же женщина. Бросишь, никто не знает, каково ей потом будет подниматься. Я тоже тогда еще не знал, но каким-то шестым чувством ощущал это. Я также не знал тогда, что на мою первую профессиональную работу меня возьмут как саксофониста.

Летом меня отправили в пионерский лагерь, который тоже назывался «Нефтехимик». Я играл за сборную лагеря по футболу центральным нападающим. Там у меня тоже получалось неплохо, но я все мечтал о хоккее, я мечтал, когда вырасту, играть в ЦСКА и быть крутым, как Крутов или Ларионов. Хоккей всегда жил в моем сердце, он гонял там шайбу, помогая преодолевать не только поражения, но и победы, и особенно ничьи – времена творческого штиля. Так называл кризис среднего возраста мой отец. Человек суровый и на первый взгляд даже бесконечно уверенный в себе, но ткни пальцем, и посыпется штукатурка, сомнения, именно они диктовали его желание сделать из меня настоящего мужика. Он даже барабан себе завел, сначала я думал, чтобы болеть за меня на хоккее, а потом понял, что он им отгонял свои сомнения. «Не плачь, ты же мужик», «Ну что ты как девочка», «Возьми себя в руки, мужик ты или не мужик». На этих трех китах и строилось мое воспитание. Я часто чувствовал себя одиноким мальчиком с клюшкой, на оторванной от реальности льдине, которую уносило океаном чувств все дальше от дома и от семьи. Несмотря на это, мне нравился лед в любых его проявлениях, будь то толща льдины на реке, в которой замерзла вечность, будь то робкие наледи первых заморозков. Я обожал хрустеть первым утренним льдом по дороге в школу, правда, иногда мне доставались крошки, когда кто-нибудь из пацанов вставал раньше меня и скользил тем же маршрутом, собирая все плюшки.

С тех пор я начал задумываться, что надо что-то бросать: то ли шайбу, то ли музыкалку. Но как? Если я брошу музыку, отец от меня отречется. Он и так пьет много, а тут еще повод появится. Странное ощущение, когда после скрипки ты берешь в руки клюшку. Перебираешь аккорды. Хоккей становится музыкой, ты обходил соперников одного за другим на одной ноте и слышал эту высокую ноту звенящего под коньком льда. И тут и там – игра! А гитара была игрой настольной, чем-то обыденным, потому что каждый из моих одноклассников так или иначе пытался взять эту девушку, правда, не всем она давала… не у всех хватало терпения, необходимо было долго ухаживать, чтобы ее покорить и сыграть на двоих одну любовную песню. Звук гитары мне казался божественным, и я дрожал от возбуждения и любопытства всякий раз, когда прикасался к струнам. Услышав его впервые, я влюбился в него навсегда. Первая гитара – как первая женщина, которую я полюбил платонически, для пацана это все равно что влюбиться в учительницу или в пионервожатую. Так и жил между хоккеем, трубой и гитарой. А тут еще появилась и Вика.

Все же хоккей я бы поставил на первое место. Играя в хоккей, я чувствовал себя более счастливым, нежели играя на кларнете, которая, как мне казалось, должна была вывести через воду и огонь к медным трубам. Возможно, так оно и случилось бы, если бы не одно событие, перевернувшее мое представление о счастье, определившее мою дальнейшую звезду.

* * *

Я открыл глаза и бросил взгляд на лед. Взгляд так и покатился, словно шайба по льду. Впереди белели горы, они были во льду, и взгляд начал лавировать между ними. Ровный лед вдруг стал кривым и горбатым, а по нему ко мне потянулись люди. Все они что-то говорили, но я никак не мог разобрать, что именно.

Сцена 4

Неожиданно снег начал таять, и вот уже горы подернулись охрой, будто следы солнечных лучей застыли на зеленых холмах, желая еще немного поваляться на мягком коврике выцветшей травы. На сопки можно было смотреть бесконечно, если бы не «Голос Америки» с ее НХЛ, если бы не мой дружок Гришка, который жил в соседнем подъезде. Когда не было музыкалки и тренировок, я с гитарой шел к нему. В отличие от меня, отличника, он был заядлым курильщиком и беспросветным двоечником. Сегодня он опять схлопотал пару, и у меня снова появилась прекрасная возможность сбежать из дома после обеда под предлогом помочь Грише. «Help I need somebody» – промелькнула у меня в голове знакомая строчка недавно подобранной песни. Вообще Гриша служил отличным предлогом отдохнуть от домашней рутины, будь то помощь по математике, физике или что там мне в голову взбредет. Его мама Зинаида Михайловна была фельдшером, и у них в квартире были лекарства на все случаи. Кроме того, дома стояла десятилитровая бутыль чистого спирта, который мы по выходным с Гришей употребляли понемногу вовнутрь, доливая после распития в огромную бутыль воды из-под крана. Спирт был горький, но послевкусие приятным. Сладкий дурман очищал голову от проблем, те отваливались одна за другой по дороге к мечте. Освобождая дорогу мысли, простор для ее танца, походка которой была уже неровной, и ей просто необходимо отрываться от земли и лететь. Мечте необходим простор. Это был своеобразный пробел в тексте моей примерной жизни. Музыкальная пауза. Поскольку стихи и музыка – вот что меня занимало больше всего на этой ступени жизни.

У Гриши был отцовский пленочный магнитофон «Айдас», мы любили смотреть, как крутятся на нем бобины, и слушать старую скрипучую музыку на пленке, словно в ней была заключена какая-то тайна. Гришкин отец, когда был трезв, был очень разговорчив и красноречив, обычно он рассказывал нам байки о своей молодости, о своем детстве в Спутнике в Мурманской области:

– Так как мы жили на границе, западные радиостанции не глушили, как в центральной части страны. Из нашего радио самые ушлые из советских эстрадных звезд уже тогда брали напрокат популярные западные мелодии. Вместе с музыкой к нам приходило понимание «загнивающего» капитализма. Хотелось так жить, так петь, так играть. С шестого класса мы слушали в хорошем качестве все западные радиостанции, которые крутили рок-музыку. «Голос