Когда оживает сердце - Ханна Бейли

– и раздраженно вдыхаю: Рыжий и Джеки, отталкивая друг дружку, несутся к Сесиль, которая выгружает из машины покупки. Мой братец Денни, появившись из ниоткуда, опережает всех и несет пакеты в дом. Недоделанный джентльмен пускает в ход свою коронную улыбку Казановы, потряхивая нечесаной каштановой шевелюрой.

Чертова девчонка. Я с грохотом захлопываю тяжелую дверь.

* * *

Честное слово, она повсюду, я ни на чем не могу сосредоточиться.

Выхожу на заднее крыльцо выпить кофе с печеньем и даже не удивляюсь, увидев ее внизу. Свободное время Сесиль почти всегда проводит здесь, ухаживая за садом. Невероятно: всего за две недели горожанке удалось сделать его таким же цветущим, как при маме. В последние три дня она все твердит про какой-то овощ – мол, почти созрел.

Осторожно закрываю дверь и усаживаюсь на качели. Попивая кофе, слушаю мягкий с хрипотцой голос, тихонько что-то напевающий. Мелодия знакомая, но чтобы разобрать слова, приходится навострить уши. «Земляничное вино». Кто бы мог подумать, что девчонка из мегаполиса может знать столько классических кантри-песен, однако Сесиль все время мурлычет их себе под нос. Я стараюсь не слушать, потому что от ее голоса по коже бегут мурашки, а сердце беспокойно трепещет. Ненавижу это.

Закрывая глаза, легко забываю, что она должна меня раздражать. Грезы об этом голосе, о ее губах затмевают разум с его предостережениями о неминуемой боли. Знавал я горожанок вроде нее, и даже слишком близко. Все они в конце концов уезжали, наплевав на мои чувства. В последний раз я поклялся, что это не повторится. Все свои силы, все помыслы я вложу в то, чем могу и должен управлять, – в ранчо.

Не замечаю, как заканчивается песня; а следующая начинается куда ближе, в нескольких футах от меня. Выглядываю между столбиками перил. Так и есть, она совсем рядом, сидит на корточках и дергает сорняки. Ветерок играет светлыми волосами.

Поет Сесиль слишком тихо, и начала песни я не разбираю, но вдруг она, к моему изумлению, затягивает низким голосом, подражая Конвею Твитти: «Когда Луизиана на другом берегу, я и реку Миссисипи переплыть могу». Не сдержавшись, фыркаю от смеха и поспешно зажимаю рот свободной рукой.

– И давно ты здесь? – Сесиль вскакивает и заслоняет глаза от солнца, приложив грязную руку козырьком ко лбу. Она очаровательна в своем смущении – на щеках румянец, брови сердито нахмурены.

– Только что пришел, Конвей. Так ты у нас женщина из Луизианы или мужчина из Миссисипи?

Она, похоже, ошеломлена моим вопросом, да я и сам от себя такого не ожидал.

– Это что… шутка? От Остина Уэллса? – Взойдя на крыльцо, она опирается на перила и поводит бедром. – Знаешь, невежливо подшучивать над тем, чьи печенья ты ешь. Вкусные?

Бросаю недоеденное печенье на подлокотник качелей и ухожу, не сказав ни слова. Да, я веду себя как полный кретин, но ей не одолеть меня ласковыми взглядами, милым пением и превосходной выпечкой.

5. Сесиль

Никогда еще у меня так сильно не болели мышцы, как после трех недель на ранчо. М-да, привыкнуть к физическому труду и ранним подъемам будет непросто. Хотя мне-то грех жаловаться, я начинаю работать только в шесть, а ковбои встают в четыре или в пять и весь день проводят на изнурительной жаре. Впрочем, я смутно представляю, чем они вообще занимаются, в моем воображении едят бутерброды да мочатся, где придется. Хихикаю, подставляя шею под струю горячей воды. Да, такие вещи, как водопровод или кондиционер, здесь есть, причем они могут сделать человека счастливым. Вот бы Кей-Джей удивился, увидев меня сейчас.

Знаю, делать выводы еще рано, но пока мне здесь нравится. И я, кажется, нравлюсь всем – кроме Остина Уэллса. Берил и Кейт, которой сложно работать после полудня из-за жары, неустанно поют мне дифирамбы. Я долго отказывалась от предложения Берил, думала, она приглашает из жалости, и сомневалась, что справлюсь. Однако годы в роли домохозяйки все-таки не прошли даром.

Собираю влажные волосы в пучок, наношу на лицо солнцезащитный крем и выхожу на улицу. Свежая утренняя дымка уже рассеивается, встает солнце. Навстречу скачет группа всадников, принося с собой запахи кожи и конского волоса.

– Доброе утро! – улыбаясь, кричит ковбой в татуировках, метко прозванный Рыжим.

– Приходи попозже на речку, Сесиль! – раскатисто зовет верзила Жеребчик.

Они проносятся мимо в облаке пыли, а я стою, не в силах двинуться с места от ужаса. Ковбои ни при чем, хоть мой прошлый опыт должен бы подсказывать, что с мужчинами нужно быть осторожнее. Я перевожу взгляд с одной лошади на другую. С первого дня здесь изо всех сил стараюсь доказать, что я – не какая-нибудь городская неженка, но с этим страхом ничего не могу поделать. По-моему, я знаю, чего ожидать от мужчин. А вот чего ожидать от этих огромных зверюг с их тяжелым дыханием, перекатывающимися под кожей мышцами и прядающими ушами?

– Простите, ребята. В другой раз.

Идея искупаться и немного отдохнуть в тени с неунывающими балагурами крайне заманчива, но попахивает предательством. Впрочем, теоретически у замужней женщины могут быть друзья-мужчины, если только женщина не проводит с ними больше времени, чем с супругом.

Всадники уезжают, освобождая путь к большому дому. Осталось лишь одно препятствие: на ступеньках крыльца с чашкой кофе в руке сидит угрюмый Нековбой. Шляпа болтается на согнутом колене, свободная рука скользит по темно-каштановым волосам, острый взгляд устремлен на меня. Почему-то под этим откровенно презрительным взглядом из-под нахмуренных бровей я все время чувствую себя обнаженной. А смотрит он нередко. Интересно, что видит?

С того первого утра Остин не сказал мне и двух слов, лишь усмехался да фыркал, а если все-таки заговаривал, то сварливо и даже грубо. Когда могу, я обхожу его стороной.

Часть меня жаждет произвести на него впечатление – видимо, у меня проблемы с мужским одобрением. Другая часть не желает давать ни малейшего повода меня уволить, потому что идти мне некуда. От одной мысли о жизни с родителями или о возвращении к Кей-Джею тошнит. Надо было все-таки принять предложение Берил раньше, намного раньше.

– Доброе утро! Чудный денек, не правда ли! – говорю я, натянуто улыбаясь, просто чтобы сказать хоть что-то. Ну не могу я игнорировать человека, который смотрит мне прямо в глаза. Типичная канадская вежливость, так это называется.

Он хмурится. Придурок.

– Доброе утро, Горожанка! Прекрасно выглядишь. – Я подражаю его грубому голосу и ловлю еле заметное движение ноздрей и губ, но он мгновенно прячет улыбку за кофейной кружкой. – Знаю, ты много времени проводишь с коровами, и все-таки люди общаются словами.

– Привет, – выдавливает он.

– И комплимент. Ладно, над этим мы еще поработаем. – Прохожу мимо и тихо закрываю за собой сетчатую дверь.

– Доброе утро, милая! – воркует Берил,