Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

убежала его жена, выгнал всех из дома. Я самовольно вернулась через несколько дней и по-прежнему разговаривала с ним откровенно; и если осталась, то потому только, что не осуждала его жену; он умер с горя, бедняжка.

Лашапель хотел сперва отослать кухарку на кухню, но потом стал внимательно слушать.

– Что же, в сущности, произошло между ними? – спросил он вполголоса.

– Барин бил барыню; барыня была прелестна, но немного глупа. Ее постоянно окружали влюбленные. Не скажу, что она заходила слишком далеко, но тем не менее устраивала для барина адскую жизнь; поэтому в дни ссор я всегда боялась, что он пустит в ход револьвер или кинжал. Вам известно, что в минуты гнева барин не помнил себя. Так-то, как говаривала моя мать, никто не избегнет своей судьбы.

Священник спросил тогда у лакея, давно ли заболел виконт де Мармон; лакей недавно поступил в дом и потому предоставил кухарке отвечать за него.

– Вот в чем дело. Барин сначала прожил здесь пять недель, оплакивая разлуку с барыней; он был в отчаянии, и я думала, что он никогда не утешится. Однако ж барин подавил наконец свое горе. Я посоветовала ему съездить к родным в Периге. У него нет в живых ни отца, ни матери, но есть сестра, которую он очень любил. Поездка утешила его несколько, но все же он возвратился, совершенно убитый горем.

Затем кухарка рассказала, что по своем возвращении виконт пожелал устроить себе спальню в той самой комнате, в которой умер; при этом ссылался на то, что комната выходит в сад, по которому он гулял день и ночь; напрасно кухарка говорила ему, что эта комната сыра, – он приказал поставить в ней постель, говоря, что каждый день станет топить камин. С наступлением осени кухарка высказала ему, что комната настоящая могила и что следует перейти на второй этаж; но никакие ее убеждения не могли побудить виконта расстаться с этой комнатой.

– Без сомнения, бедняжка непременно хотел умереть здесь, – прибавила кухарка в заключение своего рассказа.

И, в свою очередь, обмакнув древесную ветвь в святую воду, окропила покойника с истинной верой простых людей.

Смерть уже наложила свои безжизненные тени на лицо виконта. Еще не закрыли глаз де Мармону, но, очевидно, чувство зрения уже угасло в нем.

Опять наступило молчание; всякий смотрел на покойника, силясь разгадать тайну смерти.

Тогда сказала кухарка:

– Огонь гаснет.

Она зажгла развернутый журнал, чтобы растопить камин, но обожглась и бросила на пол горящую бумагу; огонь от последней перекинулся на приготовленный саван.

Тогда произошла одна из тех странных сцен, в возможности которых сомневаются даже сами очевидцы.

Глава 2. Тайны смерти

Умерший полчаса тому назад, смерть которого подтверждена врачом, накануне еще утративший всякое чувство и доживавший в беспамятстве последние часы, не могший даже поднять головы при напутствовании святыми дарами… встал с поразительной быстротой, соскочил с постели, протянул высохшие пальцы, схватил горевший журнал и саван, бросил их в камин и возвратился к постели, на которую упал без движения к величайшему ужасу всех присутствовавших.

Врач подбежал к нему и, прикладывая руку к сердцу виконта и поднося зеркало к его губам, вскричал:

– Он умер! Умер!

Кухарка, в свою очередь, подбежала с пузырьком в руке.

– Полноте, – сказал ей врач, – вы можете облить его уксусом четырех разбойников, и он не дрогнет.

Священник стал читать молитву.

Мертвого уложили в постель и повели разговор о странном случае.

По словам врача, некоторые нервные натуры сохраняют еще искру жизни, хотя по наружности они совершенно мертвы; этим объясняется их минутное возвращение к жизни, но, во всяком случае, это последняя искра.

Лашапель, практичный человек, любящий добиваться объяснения всему, задавал себе вопрос: по какой причине Мармон, после двенадцатичасовой агонии, уже мертвый, почти похороненный, мог испугаться горевшего журнала, который упал на ковер? Какое ему дело до земных происшествий, даже до пожара в доме? Это удивляло Лашапеля тем более, что характер виконта был очень беззаботный: будь он здоров, не стал бы тревожиться из-за пожара.

После минутного размышления Лашапель, казалось, открыл причину: он полагал, что его друг, отличавшийся таинственностью, скрыл под паркетом золото и драгоценные вещи.

Мы вышли из дома вместе с Лашапелем. Он высказал нам свое мнение о сокровище виконта. Маркиз Сатана предложил ему сигару, чтобы не выразить своих мыслей.

Вечером, рассказывая в обществе женщин легкого поведения, пообедавших в Золотом Доме, случай ожившего мертвеца, Лашапель был до того неосторожен, что вторично высказал свое предположение о сокровище, вероятно, спрятанном на том месте, где лежал ковер.

Эти слова не пропали даром.

В числе женщин находилась одна, которая в течение нескольких недель являлась любовницей виконта до его брака. После развода виделась с ним, но не могла ни утешить, ни воскресить его любви. Во всяком случае, она, добровольно или насильно, была вхожа в дом.

Этой женщиной была упомянутая выше Роза-из-Роз.

– Ах! – вскричала она. – Виконт умер, не простившись со мною. Это тем хуже, что он обещал дать мне долю в наследстве. Он был пресмешной человек, подарил мне бриллиантовые серьги и отнял их накануне своей свадьбы. Правда, заплатил мне за них, но все же серьги мои.

Она дала себе слово побывать у виконта на пути домой.

Глава 3. Отчего Роза-из-Роз упала в обморок

Роза уехала рано, желая посетить умершего.

Кухарка не благоволила к ней, однако к кому ж еще было обратиться около половины двенадцатого ночи? Со слезами на глазах Роза сунула кухарке в руку стофранковый билет, умоляла дозволить ей взглянуть на умершего, ссылаясь на свое знакомство с ним и повторяя, что это был единственный человек, которого она любила.

Кухарка, расправляя стофранковый билет, отвечала, что не находит в этом ничего дурного, но что в комнате умершего сидит сестра милосердия, которая ни за что в мире не сойдет со своего места.

– Скажите ей, что я сестра покойного; это тем правдоподобнее, что, по словам виконта, мы очень похожи друг на друга.

Кухарка, по-видимому, решилась и пошла вперед. Возвратясь через несколько минут, она сказала Розе, что сестра милосердия, уступая просьбе, оставит ее на два часа с покойником.

Кухарка провела Розу к смертному одру.

– Если вам сделается страшно, позовите меня, – предложила кухарка, утирая две слезинки уголком передника.

– Чего мне бояться? – прошептала Роза. – Я никогда не делала ему зла, а он всегда желал мне только добра.

– В таком случае я отведу сестру милосердия наверх, где она уснет ненадолго, а между тем, если