Сильверсмит - Л. Дж. Кларен

не представляешь, как легко заставляешь меня пасть на колени, — произнес он глухо. Его пальцы скользнули по коже моих икр вверх, к чувствительной ямке под коленом, и обратно вниз. — Ты — мечта.

Он поднял правую руку, коснулся моей щеки и провел пальцем от линии челюсти к губам, раздвигая их большим пальцем.

— Мне не попасть в рай, — прошептал он, — но я молю богов быть милостивыми и отправить меня туда, где я смогу видеть тебя. Только тебя, — его пальцы запутались в моих волосах. — Потому что если я не смогу смотреть на тебя в вечности, пусть моя душа просто перестанет существовать. Ты самое восхитительное создание на этом свете.

Мое лицо исказилось от непонимания — как он может шептать такие слова, когда его сердце все еще принадлежит жене? И все же я выдавила из себя, сквозь сжавшееся горло и боль в груди:

— Столько сладких слов, и все равно не поцелуешь меня?

Он покачал головой с глазами, полными сожаления.

— Я же сказал, почему.

Да. Потому что не сможет остановиться. Для меня это звучало как слабое оправдание, но если для него этого было достаточно — мне оставалось лишь уважать его выбор. По крайней мере, попытаться.

Я опустила его руки со своего лица, стараясь не смотреть на то разочарование, которое сама же ему причинила. Отвела взгляд в зеркало и пожалела. Раньше я слишком была сосредоточена на нем, чтобы заметить, сколько крови покрывает мои руки, волосы, лицо, шею. Кровь мужчины, которого я убила.

Красное. Так много красного.

— Мне нужна ванна, — мой голос стал глухим, ледяным. — Смыть это.

Ровное дыхание сорвалось на прерывистые вдохи. Я указала на свое отражение:

— Мне нужно это смыть.

Он посмотрел на чугунную ванну в углу, потом снова на меня.

— Тебе нельзя мочить рану, она еще свежая.

— Мне… плевать. Мне нужно избавиться от этого. От крови.

Он обернулся, подошел к ванне и схватил губку со стола рядом. Потом подтащил к ванне ведро и наполнил его водой.

— Раздевайся, — сказал он, открыв ящик маленького шкафа и бросив мне четыре чистых полотенца. — Два постели под себя, остальными укройся. Ложись.

— Что? — я сглотнула.

— Сними одежду, Элла, и ложись.

— Что? — переспросила, сдавленно. — Что ты собираешься делать?

— Смыть с тебя кровь, — спокойно ответил он, бросая в ведро кусок мыла. — Скажи, когда будешь накрыта.

— Я… я могу сама, если тебе тяжело…

— Ты ранена. Я помогу.

Он разжег огонь в очаге за ванной. Как только пламя взвилось, хижина наполнилась мягким, манящим теплом. Я посмотрела на полотенца в руках и тяжело вздохнула.

Похоже, это будет больно. Во всех смыслах.

Когда я подняла руки, чтобы стянуть черный свитер, резкая боль пронзила бок волнами, снизу вверх и обратно. Я тихо выругалась сквозь зубы.

— Ты в порядке? — он по-прежнему стоял ко мне спиной, снимая куртку. Рукава черной рубашки он закатал до локтей, потом потер затылок.

— Да, — прошипела я от боли, все же стягивая свитер через голову. — Да, просто… больно.

Каким-то образом, медленно и осторожно, я смогла избавиться от брюк и нижнего белья, не рухнув на пол. Пока я раздевалась, он взял губку и вымыл свое лицо, руки, шею так, что не осталось ни следа крови.

Полотенца были цвета слоновой кости и пахли чистотой, что странно для хижины посреди леса. Хотя, зная изысканный вкус Даймонда, я не особо удивилась.

— Я прикрылась, — сказала я.

Он повернулся, но взгляд не поднял, только подтянул к кровати ведро с водой и опустился передо мной на колени.

Я чуть сдвинулась, и полотенце сползло по левому плечу, хоть и не настолько, чтобы что-то оголить.

— Не роняй полотенце, — голос у него стал коротким, жестким, челюсть сжата. — Это… — он прочистил горло, — чтобы не намочить рану.

Да, чтобы не намочить рану. Только вот тело, сжимающееся от жара под кожей, знало — я полностью обнажена под этим тонким полотенцем. Он жестом показал, чтобы я легла.

— Подожди, — жар прилил к щекам, будто стыд сам потек по коже. Позволить ему видеть меня в его рубашке, когда мы купались, — это одно. Тогда я была прикрыта. И сейчас, под полотенцами, я тоже вроде бы скрыта, кроме плеч и коленей, но если я лягу… откроется все остальное. Остальное… то, чего я боялась показать. — Я не знаю, как выгляжу для мужчины, когда… без одежды.

Опасность и тьма закружились в его взгляде.

— Ты вроде бы говорила, что доверяешь мне, Элла? — спокойно спросил он.

Я кивнула.

— Тогда доверься и в том, что последнее, чего тебе стоит бояться в этой жизни, в другой, в смертной или вечной, — это того, что мне не понравится, как ты выглядишь нагой.

Я уставилась на него, глаза расширились, щеки вспыхнули. Огонь прошелся по низу живота, и я с трудом втянула дрожащий вдох.

— Поняла? — его низкий голос звучал напряженно.

Я кивнула, сглотнув сухость во рту.

— Хорошо, — он кивнул на кровать. — Теперь ложись.

С неуверенным выдохом я опустилась на постель, остро ощущая касание ткани к открытой коже. Он смотрел на меня, но когда полотенца начали сползать, его внезапно чрезвычайно заинтересовали собственные сапоги. Я поправила полотенца, прикрыв грудь и талию.

— Гэвин? — позвала я.

— Да?

— Если ты не целуешь меня, потому что боишься не остановиться, — слова сорвались поспешно, — мне трудно понять, чем это проще или… безопаснее для тебя.

— Это… практично, — выдохнул он, хотя голос звучал так же натянуто. Он сел на край кровати, глядя в пол. — Тебе нужна помощь.

То, что пульсировало внизу живота, горячее и влажное, не имело ничего общего с «практичностью». Я услышала, как он окунул губку в воду, и задержала дыхание, ожидая первого прикосновения.

— Может быть немного холодно, — пробормотал он.

— Может, это даже к лучшему, — прошептала я.

Он тихо, нервно усмехнулся и приложил губку к моему лбу. Я ахнула и вздрогнула. Холодная. Еще бы.

— Хочешь поговорить о том, что случилось сегодня? — спросил он, будто спасая нас обоих от неловких звуков моего дыхания. — Про того Инсидиона.

Наши взгляды встретились. Я знала — вина и боль ясно читались на моем лице, когда он добавил:

— Ты защищалась.

Я отвела глаза, закрыла веки и сосредоточилась на прохладных касаниях губки. Он осторожно смыл кровь с моих волос, раскинутых по подушке, никуда не торопясь.

— Я знаю, что должна была это сделать, — сказала я наконец. — Иначе бы погибла.

Он взял третье полотенце, сухое, и бережно промокнул остатки влаги с моего лба, носа и щек.

— Но я боюсь, что каждый раз, когда