В ловушке - Вера Холлинс

class="p1">— В седьмом классе. Я был влюблен в нее долгое время, и вот тогда я наконец нашел в себе смелость пригласить ее на свидание. Нам было по четырнадцать, когда нас похитили.

Я прижала руку к губам. Им было всего по четырнадцать. Я попыталась отогнать образ Эммы, лежащей на полу, и этого монстра, прижимающего ее к себе, пока он… Нет.

— Но почему? Почему они похитили вас?

Его глаза были устремлены на пруд, становясь стеклянными.

— Деньги. — Его голос был монотонным, как будто он произнес это слово бесчисленное количество раз, прежде чем отстранился. — Они знали, что моя семья купается в них, поэтому они составили план, как схватить меня и потребовать выкуп.

Я подавила крик, который рвался наружу.

— Зачем они забрали Эмму?

— Она просто оказалась со мной. Они бы никогда не забрали ее, если бы она не пошла со мной в тот день. — Он сжал руку и тут же отпустил ее, его глаза были затравленными. Я это видела. Он винил себя.

— Это ужасно, — прошептала я, и мои глаза наполнились слезами.

Он присел и провел рукой по поверхности воды, создавая небольшую рябь.

— Это было ужасно. День за днем, час за часом… минута за минутой, которые казались чертовой вечностью, и я думал, что теряю рассудок. Я уже потерял надежду, что мы когда-нибудь выберемся из того места живыми. Нас оставили в этом темном подвале на несколько дней, и временами они держали нас без еды и воды. Они избивали меня всякий раз, когда я отказывался их слушать, и иногда это было так жестоко, что я почти умолял их убить меня, чтобы мне больше не пришлось чувствовать эту боль. Но я не мог умереть. Я должен был остаться в живых ради нее. — Он перестал двигать рукой, держа ее в дюйме над водой. — Они все снимали и отправляли моим родителям видео в качестве «стимула», чтобы заставить их выложить свои деньги.

Мое горло сжалось от его слов. Его тон был бесстрастным, но я могла чувствовать бурные эмоции, закручивающиеся под этим непроницаемым щитом, и я хотела забрать всю его боль. Я желала исцеляющего прикосновения, которое заставило бы исчезнуть всех его демонов и плохие воспоминания.

— Но почему твоим родителям потребовалось так много времени, чтобы заплатить выкуп?

— Сначала мой отец не хотел уступать им. Он думал, что они просто новички, которые сдадутся, как только увидят, что он не напуган. — Он горько улыбнулся. — Он ошибался.

Я не знала, что сказать. Трудно было поверить, что его отец был готов поставить на кон жизни своего сына и Эммы, только чтобы не быть загнанным в угол и не поддаться их требованиям.

— Ты видела это видео. Это был одиннадцатый день. После… — Он закрыл глаза. Он сделал движение, как будто пытался схватить воду, но сжал руку так сильно, что вены на тыльной стороне ладони вздулись. — После ее смерти они держали меня там еще три дня, пока мои родители, наконец, не отдали деньги. Я даже не помню последний день, потому что они избили меня до полусмерти, и я потерял сознание. Я очнулся в больнице.

Я дрожала от безмолвных слез, которые бесконтрольно текли по моим щекам. Моя грудь ныла от тупой боли, которая только сильнее пульсировала.

— Те дни были новым видом кошмара. Я сошел с ума, бушевал и кричал, чтобы они убили меня, потому что я не хотел жить. Я не заслуживал жизни. Ее не стало. Она умерла из-за меня, и я был так зол, так полон гнева. Им пришлось привязать меня к кровати, пока они не удостоверились, что я не собираюсь убить себя.

Я прижала руку к груди, трясясь от боли.

— После этого жизнь уже не та, — заключил он, вставая.

Стая птиц пронеслась по небу, чудесно свободная и не стесненная клеткой, которой могла бы быть жизнь. Оттенки оранжевого, фиолетового, розового и красного окрасили горизонт, когда день сменился ночью — прекрасное зрелище, контрастирующее с уродством прошлого Блейка.

— Мне жаль, Блейк. Страшно и очень больно, через что тебе пришлось пройти. Мне искренне жаль Эмму.

Наконец он повернулся ко мне, его лицо было призрачно бледным. Его глаза скользнули по моим, отслеживая мои слезы.

— Ты плачешь. Почему?

Я неуверенно шагнула к нему. Мне хотелось обнять его и сказать, что все будет хорошо.

— Потому что я сочувствую тебе. Я сочувствую Эмме. Я бы хотела, чтобы никто из вас не прошел через это. Когда я увидела это видео… — Я вытерла слезы, но они продолжали течь. — Это было чудовищно. Это было душераздирающе. И это было адски больно.

Он молча смотрел на меня с пустым лицом, затем отвернулся и посмотрел в небо.

— Мои родители держали все в тайне, понимаешь? Никакой полиции, никаких СМИ, ничего. Никто об этом не знал. Они сделали все возможное, чтобы сохранить репутацию и карьеру моего отца в неприкосновенности, позволив моим похитителям уйти от ответственности.

— А как же…

— Что?

— А как же Эмма? Полиция, должно быть, была уведомлена о ее смерти.

— Их не уведомили, потому что похитители где-то избавились от ее тела.

Я вскрикнула. Ее даже не похоронили как положено?

— Ее бабушка хотела привлечь этих людей к ответственности, но через несколько дней после того, как они меня освободили, у нее случился инсульт. Она умерла.

Я перестала сдерживать себя и сократила расстояние между нами. Я смахнула оставшиеся слезы с лица, положив руку ему на плечо, слишком поздно вспомнив, что это было неправильное движение.

Он вздрогнул и повернулся ко мне лицом.

— Блядь. Не трогай меня так, — прошипел он сквозь зубы. — Никогда не трогай мои плечи сзади.

Я внутренне проклинала себя.

— Прости, — прошептала я. — Я больше так не буду.

Его брови нахмурились.

— Мне не нравится, когда меня так трогают. Я этого не выношу.

— Почему?

Он глубоко вдохнул и выдохнул с проклятием.

— Потому что именно так они добрались до меня, когда похитили нас. Мы с Эммой шли вместе, когда кто-то подошел к нам сзади и схватил меня за плечо, прежде чем они сбили меня с ног. И теперь это моя фобия. Так же, как фобия подвалов.

Я переплела пальцы вместе.

— Прости, Блейк. Хотела бы я чем-то помочь с твоими фобиями, со всем. Это звучит нелепо, потому что я знаю, что ничего не могу сделать, но все же… я здесь, если я тебе нужна.

В его глазах было что-то, это было похоже на лед, тающий на солнце, слой за слоем. Это держало