По извиистым волнам - Вал И. Лейн

А потом я взглянул на «Вдову», где Беллами стоял на корме, наблюдая за этой катастрофой в море. Он видел все. Он видел, как исчез трезубец, видел Катрину и мое неистовство. Это было более чем очевидно по серьезному, но озадаченному выражению его лица, когда корабль готовился к отплытию.

Он взглянул на мертвого капитана, затем на меня, прежде чем склонить голову в мою сторону. Это показалось мне кивком уважения и своего рода братским заверением. И это было все, за что мне оставалось цепляться, чтобы хоть как-то прийти в себя. Этот Беллами никогда бы не понял, что именно только что произошло. Но и не забыл бы этого никогда.

Когда я отступил назад, на моей тунике расплывались алые пятна, на корабле воцарилась тишина. Те немногие, кто остался из команды, смотрели на меня, не веря своим глазам, с поднятым оружием, но не двигались, не смея приблизиться к этому задыхающемуся, полуслепому, залитому кровью маньяку, стоящему над их изувеченным капитаном.

— Вот ваш капитан! — крикнул я команде. — И как же вы, ребята, вернетесь к своему королю, или губернатору, или коммодору, или какому бы то ни было ублюдку, которому вы слепо подчиняетесь, и с наглым видом объясните, что не смогли защитить его или его корабль?

Мужчины ворчали и что-то невнятно бормотали друг другу. Я продолжил, положив руку на рукоять сабли, а другой рукой подобрав шляпу капитана, упавшую во время нашей дуэли.

— Я даю вам выбор. Я сбрасываю вашего капитана в море, и вы следуете за ним, или остаетесь и свободно плаваете под моим командованием, и мы делим добычу поровну… добычу, по сравнению с которой ваше нынешнее матросское жалованье кажется сущими грошами. Что скажете?

Моряки на мгновение заколебались, оглядываясь на распростертые тела других членов команды. Некоторое время стояла тишина, прежде чем один из них, наконец, выступил вперед с твердым:

— Да. Вы сражаетесь как дьявол. Я был бы дураком, если бы не плавал под командованием капитана, который умеет так твердо стоять на своем.

Вскоре за ними последовали остальные, вероятно, потому, что их было слишком мало, чтобы что-то сделать, чтобы остановить это, или потому, что они знали, что дома их не ждет ничего лучше, чем зарплата моряка. Один за другим они присягали мне на верность, и никто не осмелился возразить мне, когда я столкнул тело капитана с борта корабля в его водяную могилу.

— Тогда мы устраняем повреждения здесь и поднимаем паруса, — сказал я, проходя по палубе к центру. Я посмотрел на мачту над головой, на свернутые паруса. С них был прекрасно виден испанский флаг, развевающийся на фоне послеполуденного солнца.

— Ты, — указал я на матроса, — отрежь кусок парусины и намажь его дегтем. — Мужчина поспешил выполнить мое распоряжение, пока я осматривал состояние корабля и думал, как его можно изменить, чтобы он лучше служил своему новому назначению.

Я никогда не хотел быть пиратом. Но это было все, что у меня оставалось. То, чего я хотел, и то, чего я заслуживал, всегда расходилось. И я заслужил это. Кто я такой, чтобы утверждать, что пират не так хорош, как любой другой человек? По крайней мере, мы признавали свою порочность, вместо того чтобы прятать ее за политикой и шантажом. Это была личность, которая хотела завладеть мной, независимо от того, сколько раз я пытался от нее убежать. И я устал убегать.

Я направился в каюту капитана, где изучил таблицу с картами и условными обозначениями, а также другие документы, лежавшие на столе в центре комнаты. Окровавленными руками я расчистил стол, небрежно сбросив бумаги на пол. Мое внимание привлек коричневый кожаный кошелек для монет, лежавший на столе, и я быстро опустошил его содержимое. С помощью ножа вырезал из кожи небольшой кусочек и пристроил завязки, чтобы сделать повязку для глаза. Я смочил свой поврежденный глаз капелькой ликера из фляжки, которая была в комнате, подавляя желание застонать от жгучей боли. Я почти не беспокоился о том, чтобы стереть с себя остатки крови. Я лучше вытру это позже, когда смогу трезво мыслить.

Я оперся на локти, переводя дыхание и приводя в порядок мысли. Единственной слезинке удалось выскользнуть, прежде чем я проглотил остальные.

Не знаю, как долго простоял там, погруженный в свои размышления, прежде чем стук в дверь привлек мое внимание. Это был тот самый матрос, который вернулся с вымазанным дегтем флагом. Я расстелил флаг на полу и опустился на колени, чтобы нарисовать Веселого Роджера на нашем корабле. Используя белила, которые нашел на складе, я нарисовал череп, а под ним нарисовал два пересекающихся трезубца вместо скрещенных костей или мечей.

— Как называется этот корабль, парень? — спросил я матроса, вставая, чтобы осмотреть свою работу, будто это имело значение.

— «La Redenciòn» (исп. Искупление), сэр, — робко ответил мужчина.

— Подходит, — пробормотал я себе под нос.

Я поблагодарил его коротким кивком, затем вышел из каюты и снова на палубу, заметив бледно-красное зарево на фоне темнеющего неба, появившееся перед самым заходом солнца. Зажав нож в зубах, начал карабкаться на мачту с только что изготовленным флагом в руке. И, оказавшись наверху, где дул свирепый океанский ветер, срезал испанское знамя и заменил его своим пиратским флагом.

Задача была давно выполнена, но я оперся о фок-мачту, пока мой искаженный взгляд следил за тем, как ветер уносит старый флаг. Это привлекло мой взгляд к горизонту, где я увидел море, по которому теперь буду бродить. Безымянный, искалеченный, одинокий и забытый временем.

Прости меня, Катрина.

Моим единственным утешением было осознание того, что ее здесь нет, чтобы увидеть, во что я превратился. Но если для того, чтобы спасти ее, нужно было осудить себя, так тому и быть. Мой единственный шанс когда-нибудь найти ее снова заключался исключительно в том, что Ной позаботиться о ней, и это мало облегчало мои мысли… но это было уже что-то. Я просто надеялся, что то, что я ему дал, вернулось к нему, и у него хватило ума вспомнить, что я просил его с этим сделать.

Я должен был позаботиться о том, чтобы Катрина поняла, что все это значит, к тому времени, когда до нее дойдет весть. Каким-то образом, не меняя хода истории, я должен был найти способ соединить мое прошлое и ее будущее, чтобы мы могли снова найти