Мой темный Ромео - Паркер С. Хантингтон

Тома Рейнольдса на ужин за вином в Le Bleu. Эта встреча назревала уже давно. В прошлый раз я отменил ее, когда Даллас выпустила своего внутреннего Великого Гэтсби и закатила грандиознейшую домашнюю вечеринку.

Сегодня на повестке: уговорить Тома, чтобы он изменил решение Министерства обороны отдать «Лихт Холдингс» упущенное нами продление контракта. Во мне зародился осторожный оптимизм. «Лихт Холдингс» оказались в центре пиар-катастрофы. Им предстояло тушить слишком много пожаров, чтобы они могли выполнить такой чудовищный контракт.

Джаред ударил по тормозам, едва избежав столкновения с подрезавшей его «Теслой».

– О-о-о-ой. – Печенька влетела мне в бок, расплескав яблочный сидр на мой костюм от Bruno Cucinelli.

Я выхватил бутылку у нее из рук и выбросил в мусорку.

– Это обязательно? Через пару минут будем в ресторане.

– Я разминаюсь.

– Ты обливаешься.

А это подвело меня к единственной негативной стороне того, что Том пригласил свою жену: Печеньке тоже пришлось идти. С моей женой все было в полном порядке. Ослепительно красивая, веселая и чертовски милая, она станет желанной отдушиной для Кейси, которая вряд ли хотела слушать о дронах, танках и полуавтоматическом оружии. С Даллас была только одна проблема – всякий раз, когда она оказывалась рядом, я едва мог думать о чем-то, кроме того, чтобы оказаться в ней.

Печенька надула губы, достала салфетки из тугого корсета своего платья и стала промакивать мои лоферы, открыв вид на выдающееся декольте.

– Даллас.

– М-м-м?

Но что я мог сказать? Спрячь грудь, пока у меня не грянул стояк размером с винтовку, после чего Том вообще пожалеет, что просил меня показать ему мое оружие?

Я подал ей носовой платок.

– Вытрись.

Вместо того чтобы вытереть руки от липкого сидра, Даллас поднесла платок к носу и вдохнула запах моего одеколона.

– Знаешь, мое согласие прийти сегодня не значит, что я одобряю род твоих занятий. – Я выхватил у нее платок, поднял ее ногу и вытер от спиртного, не реагируя на ее слова. – Я не верю, будто люди способны позаботиться о планете, – им достаточно просто не портачить. Так с какой стати я должна доверять людям с тяжелой артиллерией?

– Ты и не должна доверять людям с тяжелой артиллерией. Для того она и придумана. Самая скоротечная война – та, которая никогда не начиналась.

– Какая глубокая мысль. – Даллас захлопала ресницами. – Нобелевская премия уже на подходе. Проверь, чтобы костюм был наглажен.

Меня безгранично злило, что я открыл этой женщине правду. Я знал, что она сохранит мои тайны. Но это нисколько не утешало, учитывая, что я хотел выявить, разобрать и поглотить каждый ее изъян. Все – лишь бы уменьшить ее привлекательность в моих глазах. У нее тоже была масса недостатков. Помню, как легко я их подмечал, когда она только переехала ко мне. Но все, что я презирал в ней: громкий раскатистый смех, неряшливость, необъяснимая способность подружиться с кем угодно и с чем угодно, включая горшочные растения, – больше меня не раздражало.

Согласен, она не отличалась академическими успехами, но меньше чем за четыре месяца перечитала половину местной библиотеки и придумывала остроты с пугающей скоростью. А еще красовалась талантом в арифметике, разгромив Вернона в шахматах и игре «Зевс на каникулах»[45]. Ей была присуща почти нездоровая одержимость едой, но меня восхищали ее познания в кулинарии.

Но больше всего огорчало то, что на самом деле моя жена вовсе не была ленивой. Просто она ждала, когда станет матерью, чтобы направить всю свою энергию на отпрысков.

Однако сейчас, пока мы шли от «Майбаха» к моему недавно приобретенному ресторану, я нашел новую вескую причину быть недовольным ею.

– Обязательно так громко дышать? Тебя слышат даже инопланетяне.

Она отдувалась, будто только что пробежала марафон.

– Ты тоже в них веришь? – Даллас оживилась, а потом косо глянула на меня, заметив бесстрастное выражение моего лица. – Погоди, теперь тебя раздражает мое дыхание?

Я открыл перед ней дверь.

– Ты молода и по какой-то непостижимой причине, никак не связанной с твоим образом жизни, похоже, находишься в отличной форме. Так почему ты тяжело дышишь?

– Я дышу размеренно, Ром. Может, просто ты так чутко на меня настроился, что слышишь, даже когда я веду себя тихо. – Ром. Мое прозвище, произнесенное этими пухлыми розовыми губками, прозвучало как самое красивое слово в языке. Когда меня так называли Оливер и Зак, мне хотелось им врезать.

– Мечтай дальше, Печенька. – Я опустил ладонь ей на спину и повел к столику. – А между делом не забывай вести себя вежливо, дружелюбно и воспитанно. Мне нужен бизнес Рейнольдса.

– Тьфу ты. А я собиралась есть прямо из их тарелок, но раз уж ты попросил…

Том и Кейси уже ждали нас за столиком. Но были не одни. Они привели с собой – зуб даю – своего малыша. А потому последовал шквал воркования и поцелуев. Кейси тут же принялась разглагольствовать о волосах, платье, глазах – да и вообще самом существовании Даллас. А моя жена тем временем схватила ребенка и прижала его к груди.

– Кто это тут у нас?

– Фрида. Няня подвела нас в последний момент. – Кейси вздохнула. – Вы ведь не возражаете?

– Возражаю? – Судя по степени возмущения Даллас, можно было подумать, будто Кейси предложила поменяться партнерами. – Дети – моя страсть, а эта малышка необыкновенно вкусная, правда, солнышко? – Несмотря на то что за последнее предложение она могла попасть в списки розыска ФБР, у меня в груди кольнуло от гордости.

Я рассматривал Даллас, видя ее глазами незнакомца. Ее красота оставалась такой же непревзойденной. Но, более того, меня восторгала ее терпеливость, любезность, прямота и беззаветная любовь к детям. Я не настолько самонадеян, чтобы думать, будто ей достаточно того, что между нами было. Она хотела большего. Чувств. Романтики. Свиданий. Наследников. И она этого заслуживала. Но дать ей все это я мог, только если бы отпустил ее. А я отказывался это делать.

Как только мы заняли свои места, началась бессодержательная болтовня. Маленькая Фрида – кудряшка в желтом клетчатом платье – сидела у Даллас на коленях и ела раздавленную между пальчиков еду. Я расспрашивал Тома о его родителях, турнире по гольфу и увлечении запусками дронов, хотя все это волновало меня еще меньше, чем мнение Канье Уэста о маргинализованных меньшинствах.

Я слушал обрывки разговора Даллас и Кейси, обсуждавших серьезный вопрос хирургической подтяжки бровей. Как идиот, совершенно не способный оставить все как есть, я отключил внимание от Тома Рейнольдса, которого обхаживал неделями, и прислушался к разговору Печеньки. Ее размеренное дыхание отдавалось в ушах вместе с