Черноокая печаль - Зарина Солнцева

Ну, пока в них не полетел молоток.

Глядя на этот огромный стол, искренний смех. На гору подарков, что каждый притащил, слыша задорный смех любимого, я не могла нарадоваться.

Я приняла правильное решение, возвращаясь сюда. Дядя Буран был прав.

Отныне здесь мое место и мои корни.

— Ой, Добрый, дай и мне кусочек рыбки, а то эти толстобокие всё сожрут!

Рядом фыркнула с улыбкой Агнеша, не успела она закончить молву, как Тихомир сам потянулся через стол и, оторвав кусок пожирнее, протянул ей.

Девка заробела. Но тот, невозмутимо очистив филе от костей, поставил ей на дощечку.

— Вот, держи.

Кивнул ей, и моих ноздрей мельком коснулся аромат вяленой рыбы. Очи резко распахнулись, и кусок мяса, что я ранее в себя запихнула, поднялся по пищеводу обратно, грозясь выйти наружу.

Испуганно накрыв рот ладошью, я вскочила с лавки и побежала подальше от всех к кустам.

— Наталка? Наталка, милая моя, ну что ты?

Боги, ну он и тут здесь! Даже отблеваться в одиночестве не даст. Стыдоба-то какая...

— Болит что? Ну?

Рука Третьяка с плошкой воды потянулась ко мне, нежно омывая лицо. Потом дал ополоснуть рот.

— Наталка, больна ли ты, милая?

Тревога заполонила любимые голубые очи.

Я неопределенно пожала плечиками, откидываясь макушкой на крепкое плечо.

— Да нет... Просто эта рыба. Брррр... Ой, что-то меня опять тошнит!

Эпилог

— Поберегись!!!

Звучный мужской крик обрушился на заднем дворе трактира словно раскат грома. Мужики разгружали телеги с бочками из-под медовухи и заморского вина. На постоялом дворе было привычно шумно и людно.

В этом году месяц первоцвета* задался теплым и солнечным с первых дней, вот народ и пустился в долгие дороги, навещая родных да ярмарки.

Под веселый говор баб да мужиков и топот рабочих, что трудились тут, у трактира, едва ли можно было заметить чумазую фигурку, что притаилась за телегой.

Зажав в маленьких ладошках новорожденного котенка, которого чудом не задрали до смерти собаки, крохотные пальчики нащупали крохотное сердечко под шерсткой.

Прикрыв очи, девочка ощутила привычные ниточки, что тянулись паутинкой через худое тельце пушистика. Многие из них сейчас были порваны. Но она пальчиками поймала краешек, что вел от сердечка, и попыталась слегка зажать. Так котенку не будет больно, она уже это делала с его мамой, кошкой, что всегда кружилась то у конюшни, то у кухни.

Но почему-то сейчас не получалось, и котенок жалобно скулил в ее грязных руках.

— Ну и где эта блохастая паршивка, Юка?!

От грозного ора хозяина трактира малышка сжалась сильнее, стараясь стать такой же крохотной, как и комок шерсти в подоле ее поношенного платья.

Господин опять не в духе, как бы ей опять не перепало пару оплеух.

Прижав к себе котенка, девочка задом начала отползать назад. Если Перун будет к ней благосклонен, она, возможно, сможет забежать в конюшню и спрятать на сено...

— Ой!

— Ах!!

Детский, изумленный вскрик раздался почти в одночасье. Напоровшись друг над дружкой спинами, девочки резко повернулись друг к дружке личиком, молча рассматривая.

Маленькая целительница сразу распознала в незнакомке дочь того самого грозного воина, что прибыл вчера ночью со своей свитой на постоялом дворе.

Бер...

Перевертыш...

Шептались бабы на кухне, со страхом сглатывая в спину широкоплечего, грозного воина. Как и у того дядьки, у девочки напротив были ярко-рыжие кудри, белое чело пересекала белая лента с задорными бусинками, что ниспадали сзади по волосам. Голубые очи, словно летнее небо, рассматривали ее не менее любопытно.

На дочери бера было добротное зеленое платьице с золотой вышивкой, да кожаные красные сапожечки.

Глядя на такие добротные вещи на незнакомке, невольно подымался ком желчи в горле. Да пятки чесались побыстрее сделать ноги отсюда. Отпрыски зажиточных купцов и воевод были злыми и плохими. Любили издеваться, да ужалить словом побольнее бедняков и сирот.

— Эй, ты чего?

Завидав страх на чумазом личике незнакомки, дочка бера сморщила лобик, непонимающе глядя на нее. Именно в это мгновение снова заскулил котенок за пазухой целительницы. Рыженькая подозрительно сощурилась на звук и сунула свой любопытный носик в подол другой девочки.

— Ой... котенок! Маленький такой... бедненький.

— Его чуть собаки не задрали. — шепнула тихо первая девочка, и рыженькая пальчиком огладила порванное ушко. — Ему больно...

— А пойдем к моей матушке! — неожиданно бойко молвила рыженькая девочка. — Она у меня целительница!

Первая замялась, появляться на глазах постояльцев было строго запрещено. Но когда над головой раздался грозный голос хозяйки трактира.

— Ах ты ж, отродье шлюхи, опять шатаешься без дела! А ну, иди сюда!

— Бежим!!!

Крикнула рыженькая, ухватив свою неожиданную подружку за руку и потащив ее за собой.

— Куда?! А ну, стой... Выпорю!

Но куда там... Пусть и шестилетки, но бегали девочки быстро. А главное, к общей цели! Едва ли они обогнули угол конюшни, и тень догоняющей их бабы начала кусать стопы, как рыженькая дочь бера прямо на ходу заорала что есть мочи:

— Па-а-а-апка!!!

Не успела вредная трактиршица ухватить девочек за шиворот, как обе малышки, словно зайцы, забежали за спину огромного мужика, что только вышел у крылечка.

Голый по пояс, рыжеволосый перевертыш тут же нахмурил густые брови, глянув недобро на трактиршицу, что застыла на месте, опасаясь глянуть беру в лицо.

Смерив ее ничего хорошего не сулящим взглядом, бер молча нагнулся и взял свое чадо на руки.

— Весна, что стряслось, милая?

Малышка мстительно сощурилась, из-под ресниц глянув на злую бабу, и тут же состроила жалобную моську перед отцом.

— Она, — ткнула пальчиком в побледневшую бабу, — Она меня обидеть хотела! И котенка отобрать! Меня, твою бусинку и цветочек, батюшка!

— Ох ты ж... Прям так оно и было?

Сощурились недобро очи бера, трактиришица затряслась от страха.

— Ну что вы, господин, разве я бы посмела? Мне бы свою оборванку забрать!

Она кивнула на вторую девочку, что спряталась за ногами бера, испуганно высунув носик в сторону хозяйки. Малышка с котенком испуганно вздрогнула. Точно выпорет сегодня! Как пить дать!

Бер коротко глянул на девочку, а потом неверующе глянул на толстобокую бабу.

— Дочь твоя ли?

— Н-нет, господин, — замямлила та, — Отродье нашей подавальщицы! Мы ее кормим, заразу такую, а она ладарит, паршивка! Дайте мне ее, и я пойду!

Бер нахмурился. Глянул на дочь краем