Черноокая печаль - Зарина Солнцева

скажу, Наталка... Я чуть моложе твоего ненаглядного был, когда рассорился с отцом в пух и прах и отправился по миру. Там и нашел свою Любавушку. Сразу, как почуял, понял: моя, и всё тут! И мне бы, дураку, укрыть это сокровище, окружить заборами, увезти от завистливых взглядов... Но я был молод и глуп. Слишком много взял на себя. Ведь знал, что всё ведет к войне, знал, что Люциан не жалует мой род.

Волкадак поморщился, на миг посуровел пуще прежнего. Потом вытер лоб неловким движением, отбросив белоснежную косу назад.

— Был бы умнее, увез бы Любаву в родные места. Пусть не в стаю, но поблизости. Под самым носом свирепых кланов людишки не посмели бы ее тронуть. Пошел бы к Морозу, брат бы мне не отказал. И жена его приняла бы мою ненагляднную как родную. Попросил бы помощи друзей, с кем с малых лет вместе. Но я уперся рогом... Подумал, что быстро метнусь обратно и вернусь к ней...

— Что-то пошло не так?

Аккуратно полюбопытствовала я, волкадак горько хмыкнул.

— Всё пошло через одно место, девонька, — волкадак бросил быстрый взгляд на сыновей, огладил щеку одному. — Отец нашел мне невесту, уже договорился обо всем без моего ведома. Я устроил выволочку брату, повздорил с отцом и ушел, громко саданув дверью на прощание. Думал, что навсегда. Хотя я тогда совсем не думал, милая. Потому как «невесты» моей из клана черных скоро не стала, бедняжка так сильно боялась возвращаться в родной клан опозоренной, что наложила на себя руки. А придя на берег людского порта, я не нашел в нашем доме и Любаву.

— Нет в том вашей вины.

Тихо шепнула я, но тот мотнул головой. Фыркнул.

— Да нет, милая, есть. Оттого, что я не думал, был гордлив, пострадали другие. Чего мне стоило рассказать брату, что нашел свою суженную? Мороз бы понял, помог, вся дружина тогда под ним ходила. Подсадили бы против отца. Или та несчастная из клана черных волкадаков? Пусть я бы все равно не женился на ней, но мог бы принять в клан, наречь сестрой некровной и сосватать другому волкадаку. Но я не подумал о том, что будет, не сосчитал шаги вперед. Подумал, что моей ловкости, сил и ума достаточно защитить любимую. Но я потерял и Любаву, и свою дочку.

Грустная история, пропитана тонкой нитью морали. Я не знала всей этой истории, да и стыдилась задавать подобные вопросы тетушке Любаве. А вот как оно у них было.

— Ты не думай, Наталк, — крепкая ладонь легла на мое плечо. — Я вас не гоню. Решитесь остаться, милости просим. Да только никто не знает, что будет завтра. Сегодня мы дружим с берами. Даст боги, этот мир продлится веками. Но старые перевертыши помнят: были лихие времена, когда волки и беры рвали друг друга в клочья. Начнется завтра неразбериха, и Гром столкнется лицом к лицу с Третьяком.

Я аж вздрогнула от услышанного. Не приведи Леля!

Словив мой испуганный взгляд, волк чуть мягче улыбнулся, по-отечески погладил по макушке.

— Ты не пуйся так сильно, будь что будет. Да и потом, Наталк, детишки у вас пойдут. В Третьяка берским ликом уродятся, девки опять-таки. А вы выходит, что ты, что он, как сироты, не дело это. Мы, конечно, подсабим, Любава моя и Ласканна первыми прибегут. Я уже промолчу про ваших целительниц! Но понять ты должна: наш звериный брат по-другому устроен, милая. Не вмоготу нам одиношинками быть. Плечом к плечу со своими братьями привыкли быть.

Прав он, как ни крути. Да и...

— Мирон сказал, в лесу есть пара охотничьих хижин. Сочтется ли это отречением от клана, если мы с Третьяком перейдем туда?

Тяжело сглотнув, поинтересовалась я. Буран мотнул головой.

— Нет, Наталк. Так Третьяк останеться частью своего племени, и ты тоже. И дети ваши. Но и не забывай, здесь вам всегда рады. Уж если беры еще раз накосячат, плюнь на все и приходи сюда. Побратаются мои сыновья с вашими медвежатами!

Глава 28

— Наталка, ты чего не ешь? Аль не по вкусу мясо? Жесткое? Вроде олень попался не старым. Я за ним еле угнался...

Гляжу на нее, а у самого ком в горле. Паршиво на душе у меня, только она и спасает, не будь Наталки рядышком, даже не ведаю, что бы сделал от тоски и печали.

Добро со мной обходились белые. Уважительно. С ними, плечом к плечу, я еще повоевал в нижнем ущелье змей и в горах Хельги. Ловкие воины, что не уступали нам ни в силе, ни в мастерстве, ни в благородстве.

Но не мои они побратимы. И всё тут. Мишка внутри словно среди чужаков себя чует. Выть охота на луну по-волчьи. Да одна Наталка — отрада моему измученному сердцу.

— А ты почему не ешь?

Тихо спрашивает она, робко глянув из-под ресниц на меня. Последние два дня она у меня необыкновенно грустная и задумчивая. Хотя поначалу ей у белых несказанно понравилось. Я корил себя за то, что сразу не взял меры в родном клане, видя, как мать ею пренебрегает. Надо было ее к Ганне приставить, к другим благородным и добрым самкам с добрым сердцем.

Тогда быть может сейчас бы не оказался в чужом краю. А так я вероломно решил, что мать побесится, но все равно примет мою волю. Я позабыл, с кем имею дело... Она отца своих детей не пощадила. Уж меня тем паче...

— Да ем я! — черезчур весело фыркнул я, громко фыркнув и ухватившись за ложку, зачерпнул больше тушеного мяса с грибами, отправляя себе в рот. Но Наталка окончательно оставила ложку в сторону, а потом, уложив локти на столе, опустила взгляд, явно решаясь со мной заговорить. Да вот смелости, видать, еще не зачерпала.

— Что-то стряслось, милая? Обидел кто?

Я и позабыл о еде, серьезно глянув на нее. Надо вытрести из нее всю правду, а то она та еще молчунья сердобольная. С нее станется снова сидеть молчком, пока я и не ведаю, что мою печальку обижают.

— А ну быстренько все как на духу выложила!

Строго потребовал я, внутренне напрягаясь. Только от одной беды отцепились! Что еще произошло?!

— Я тут... краем ухом услышала, что... — прикусывает нижнюю губку измученно, побуждая во мне совершенно другие желания, кроме