Бандит Ноубл Солт - Эми Хармон

Ноубл сказал, что нет ничего такого, чего Огастес не мог бы сделать, и Огастес всем своим существом поверил в это. Если Ноубл так сказал, значит, так и есть. Всего через день они доберутся до Юты. Огастес не знал толком, что будет дальше.

Мама не спрашивала у Ноубла, куда они поедут потом, а Огастесу очень хотелось бы узнать о дальнейших планах. Но еще больше ему хотелось, чтобы Ван и Сандэнс остались с ними. Правда, этому, скорее всего, не бывать. У Сандэнса есть женщина, пусть даже он и притворяется, что не любит ее. Так сказал Ван.

– Она просто чудо. И так любит Гарри. Думаю, он поедет с ней повидаться, и если он только не последний дурак, то попросится к ней, назад. Да мы уже и напутешествовались. Во Фриско ему ничего не грозит, особенно теперь, после землетрясения. Я слыхал, там ужас что творилось. Денег у него хватит, чтобы купить дом, завести ребятишек и спокойно жить дальше, если только она согласится.

– А что вы будете делать? – спросил тогда Огастес.

Ван пожал плечами:

– Может, повидаю папашу и братьев с сестрами. Им тоже нравится слушать мои рассказы. А может, Бутч разрешит мне поехать с вами, когда все поутихнет, и я буду охранять мисс Джейн во время гастролей.

– Мама думает, что вообще не сможет больше петь. Никто не возьмется устраивать для нее гастроли, если граф не перестанет всем угрожать.

– Еще как возьмется. – И Ван подмигнул ему. – Просто подожди немного, и сам узнаешь. Вам не придется переживать из-за этого Уэртогского ублюдка.

Вану было сорок лет, но вел он себя, как его ровесник, по-приятельски, и Гасу нравилось, что он не пытался его воспитывать, служить ему хорошим примером. Он был настоящий, а Огастес больше всего на свете любил настоящее, неподдельное. Многие люди делали вид, что добры к нему, но в действительности опасались или испытывали отвращение. Ван честно говорил, что думал, хотя порой его слова и оказывались глупыми или обидными. Это злило… и забавляло.

Может, они могли бы позавтракать вдвоем с Ваном. Ван будет рассказывать ему разные истории, и никому не будет до этого никакого дела, никто не станет его перебивать, а Огастес будет внимательно слушать и набивать живот ветчиной и яичницей.

Но и Ван, и Сандэнс спали у себя в купе, задернув темные шторки у полок, дававшие им возможность хоть немного отдохнуть друг от друга.

– Ван? – прошептал он. – Вы спите?

– Да. Где твой папенька? – пробормотал Ван с верхней полки, и Огастес улыбнулся: он так и знал, что Сандэнс не захочет карабкаться по лесенке на верхнюю полку, а Ван, наоборот, будет рад.

– Бутч с мамой.

– Сколько сейчас времени?

– Шесть тридцать. – На самом деле было всего шесть пятнадцать, но шесть тридцать звучало лучше.

– Ох, господи, Гас. Просто сходи в вагон-ресторан. В билеты включена еда. На тебя никто не станет смотреть. И лезть к тебе не станут. А если станут, скажешь мне. Справишься?

– Конечно, справлюсь, – пообещал Огастес и оставил мужчин досыпать.

После этого он отправился в отдельный вагон. Дверь в спальню была заперта. Он поднял было руку, чтобы постучать, но тут же снова опустил. Ему десять. Он вполне может сам дойти до вагона-ресторана и наесться до отвала. В этом деле ему помощники не нужны.

Он выбрал себе место с таким расчетом, чтобы бордовая щека была ближе к стене: так официанту не придется смотреть на его родимое пятно, и им обоим не будет слишком неловко. Но если даже официант и смутился, то виду не подал, и довольный Огастес самозабвенно заказал себе завтрак, а потом прибавил, что его родные, возможно, придут позже, а если нет, он заберет остатки завтрака с собой.

– Огастес Туссейнт? Неужели это ты?

Он удивленно поднял глаза от тарелки.

Перед ним, ласково улыбаясь, стояла Мэри Гарриман. Он уже видел ее в «Плазе», но лишь мельком, и она вела себя с ним так же мило, как прежде, когда они с мамой и Оливером гостили в ее доме.

Миссис Гарриман была приятной дамой, и ее дети тогда отнеслись к нему по-дружески, хотя, пока они разглядывали его щеку, ему и пришлось пережить несколько неловких мгновений. В доме у Гарриманов он единственный раз в жизни играл с целой компанией детей и часто с благодарностью вспоминал об этом.

– Но где твоя мама? – спросила миссис Гарриман, оглядывая вагон-ресторан.

– Она скоро придет, – отвечал он, отчаянно надеясь, что мама не додумается сюда прийти.

– Вы все же едете в «Солтер»?

Он сглотнул, кивнул, промокнул губы салфеткой:

– Да, мэм. Едем.

– Мы тоже думаем туда заглянуть. Мы ездим каждое лето. Детям там нравится, и потом, «Объединенная Тихоокеанская» будет строить в городе новое депо. Ты помнишь Роланда и Аверелла?

– Да, мэм.

– Вот и они. – И она махнула своим сыновьям; те только что вошли в вагон-ресторан. – Хочешь позавтракать вместе с нами? – продолжала она. – Или лучше нам присоединиться к тебе?

Она подозвала официанта, и тот вмиг устроил за столом Огастеса миссис Гарриман и ее сыновей. Роланд был ровесником Огастеса, а Авереллу уже исполнилось шестнадцать. Оба помнили Огастеса еще с тех пор, как они с мамой и Оливером гостили у них. Они уставились на его щеку, но в их взглядах читалось любопытство, не отвращение – может, потому что они уже видели его раньше, – и он постарался не отворачиваться и не опускать глаза.

– Ты еще играешь в крикет? – спросил Аверелл. – Помню, ты здорово играл, хотя был совсем маленьким. Сейчас ты, наверное, чемпион.

– Играю, – отвечал Огастес, – хотя у меня уже давно не было партнера. Может, мы могли бы сыграть с вами в шахматы… или в покер?

– Покер? – ошеломленно переспросила миссис Гарриман.

– Да. Но не на деньги. У меня есть пакет конфет, которые можно поделить на всех и играть на них. А еще можно съесть конфеты и играть на очки. Это очень весело. – В его голосе слышалось явное нетерпение, даже возбуждение. Неожиданная встреча с друзьями стала чересчур лакомой приманкой.

Мальчикам, как и ему, не терпелось поиграть вместе, и они весь завтрак засыпали его вопросами, но потом в вагоне-ресторане вдруг появилась его мама. Глаза у нее горели, щеки раскраснелись. Она собрала волосы в узел, но несколько прядей выбилось и падало на уши. Пуговицы на платье тоже были застегнуты неправильно, и