Чудесный сад жены-попаданки - Лина Деева

повезло. — Этельберт говорил и складывал в саквояж бинты, корпию, какие-то флакончики, кожаный футляр (видимо, с хирургическими инструментами). — Пуля не повредила крупные кровеносные сосуды, не разбила кость, не застряла в теле. Просто идеальный для лечения случай. Однако… — Он покосился на пластом лежавшего раненого, и тот с явным трудом разлепил глаза. — Избежать лихорадки, конечно же, не удастся. Поэтому ночью с ним обязательно должен быть кто-нибудь.

Я кивнула: ничего неожиданного в последней рекомендации для меня не было.

— Пищу больному давать самую лёгкую. — Врач закрыл саквояж и посмотрел на меня. — Сегодня — только если почувствует голод. Обязательно поить тёплым питьём. Разумеется, соблюдать полный покой. Что касается перевязок… Скажите, кто делал последнюю?

И снова надо было подумать, но я опять ляпнула правду:

— Я.

Этельберт хмыкнул.

— Почему-то не сомневался в этом. Так вот, для перевязок я буду ежедневно приезжать в Колдшир, примерно в это же время. Однако в случае любых проблем можете делать это сами. У вас неплохо получается

— Благодарю, — искренне ответила я. — И особенно за ваши труды. Скажите, сколько Колдшир должен…

— Нисколько, леди Каннингем, — остановил меня Этельберт. — Все расходы лорд Эйнсли взял на себя.

Надо же! И чем же Райли был обязан?.. Или это я была обязана? Но сейчас выяснить подробности вряд ли получилось бы, потому оставалось только следовать правилам вежливости.

— В таком случае передайте лорду Эйнсли мою благодарность, и до завтра, господин Этельберт.

— До завтра, леди Каннингем.

Врач поклонился и в сопровождении Лили вышел из комнаты. А я подошла к не сводившему с меня глаз Райли, потрогала ладонью его лоб и подавила вздох: конечно, горячий.

Спросила:

— Хочешь пить?

Однако раненый с трудом качнул головой: нет.

— Тогда спи. — Я едва удержалась, чтобы не погладить его по волосам. — Я ещё посижу здесь.

Райли попытался изобразить губами «не нужно», однако я сделала вид, будто этого не заметила. Подошла к окну, задёрнула шторы и опустилась на стул в ожидании Лили.

Остаток дня и особенно ночь обещали быть непростыми, и к ним следовало подготовиться.

Глава 96

Я распорядилась принести поздний обед (или, скорее, ранний ужин) в комнату Райли и впервые за почти сутки поела. Затем, оставив Лили с раненым, принесла из кабинета книги, документы и писчие принадлежности в расчёте отвлекать себя работой и чтением. Оценила возможности стула, на котором мне предстояло провести всю ночь, и отправила горничную к Хендри с распоряжением раздобыть какое-нибудь кресло. Слуги не подвели и оперативно (а главное, тихо) доставили мне кресло из ближайшей гостевой комнаты. Умница Лили присовокупила к нему гобеленовую подушечку и плед, так что к нелёгкой ночи я была готова по всем фронтам.

Я отдавала себе отчёт, что для благородной леди (если она не Флоренс Найтингейл) такое самопожертвование — перебор. Другая на моём месте оставила бы Райли под присмотром служанок, велев им, например, сменять друг друга каждые три часа, чтобы не сильно утомлялись. В конце концов, напоить раненого водой или положить ему на лоб свежий компресс мог кто угодно.

Но я также отчётливо понимала: с большой долей вероятности этой ночью случится кризис. После ухода Этельберта Райли практически всё время пребывал в забытье, лишь изредка разлепляя глаза и почти неслышно прося пить. Я не могла бросить его, понадеявшись на девиц, имевших весьма смутное представление о лечении кого бы то ни было от чего бы то ни было. И потому собиралась до утра сидеть у его постели, откровенно начхав на любое «ценное» мнение и любые слухи, которые наверняка поползли бы по замку.

Райли должен был поправиться. Остальное не имело значения.

***

Ночь и впрямь выдалась тяжёлой. Температура у раненого подскочила, по ощущениям, до сорока, и все мои компрессы и обтирания помогали чуть больше, чем никак. К счастью, он не бредил и не метался, но был так напряжён и так шумно и страшно дышал сквозь стиснутые зубы, что становилось понятно: там, в температурных галлюцинациях, он сражается с самыми жуткими из чудовищ.

Я тоже не сдавалась. Меняла Райли компрессы, обтирала тело слабым раствором уксуса, смачивала запёкшиеся губы чистой водой, а когда удавалось, старалась выпоить ему хотя бы несколько глотков специально приготовленного Роной отвара шиповника. А ночь всё тянулась и тянулась: бесконечная, болезненно жаркая, неприятно пахнувшая уксусом и потом. Оплавлялись свечи в высоких подсвечниках, к горлу то и дело подкатывало отчаяние. И не знаю, в какой момент, но я начала петь.

Точнее, мычать под нос что-то условно мелодичное и почему-то колыбельное: не то «Спи, моя радость, усни», не то «Баю-баюшки-баю». Просто фон, белый шум, отвлекающий от ощущения бессилия и страха потери.

Но неожиданно моё мычание начало действовать не только на меня. Райли как будто стал меньше сжимать кулаки и скрипеть зубами, дыхание его сделалось тише. Тогда я, суеверно вдохновлённая мнимыми или реальными переменами, запела уже по‑настоящему. По-русски, но с ужасным акцентом: Мэриан не умела правильно произносить все звуки чужого языка. Однако главное, что это помогало: из мышц раненого уходило напряжение, черты лица расслаблялись. Жаль, не было градусника, чтобы следить за температурой, и в том, что его лоб стал прохладнее, я почти наверняка сама себя убедила.

— Спи, моя радость, усни, — в бог весть какой по счёту раз напевала я, сидя на краю постели и влажной тряпочкой обтирая ему ключицы, — в доме погасли огни…

Прижала ткань к сгибу локтя, провела по внутренней стороне до запястья и глупым жестом поддержки погладила наконец-то расслабившиеся пальцы, совсем не ожидая, что они вдруг сожмут мои.

— Мэри.

Хрипло выдохнутое имя, подобие улыбки на сухих губах — словно после всех кошмаров Райли наконец увидел мирный сон.

— Месяц на небе блестит… — В носу защипало, голос предательски дрогнул, однако я продолжала: — Месяц в окошко глядит. Глазки скорее сомкни…

Конечно, я могла высвободиться — не так уж крепко меня и держали. Но отчего‑то казалось, что это как отнять спасательный круг у утопающего. И потому я продолжала сидеть, отложив тряпочку и мягко сжимая руку Райли в ответ. Время капало со свечей расплавленным воском, усталость — моральная и физическая — давила на плечи всё сильнее, глаза закрывались сами собой.

И в какой-то момент я просто не вынырнула из прятавшейся под веками ласковой темноты.

***

Я уже и