Суженая императора - Наталья Юрьевна Кириллова

жду, он занят другими делами и вряд ли по их окончанию пойдёт куда-то ещё, кроме собственной опочивальни. Впрочем, нынче и сон не спешит снизойти на меня, и я долго лежу, глядя на роскошный полог над кроватью, расцвеченный отблесками затухающего огня в камине.

Как только Мадалин уводят, мы со Стефаном идём во дворец, и, когда к нам присоединяются фрайны Рейни, Шевери и Бромли, я рассказываю обо всём, что произошло в монастыре, повторяю в подробностях беседу с Мадалин, дополняю собственными измышлениями. Достопочтенные фрайны выслушивают меня внимательно, уточняют то одну, то другую деталь. Обвинение серьёзно – и моё, и Мадалин, от него Элиасам уже не отмыться, не найти того, на кого можно возложить всю ответственность, сохранив собственное имя незапятнанным. Я знаю, что сегодня же, под покровом сумерек, старшего фрайна Элиаса арестуют, а младшего – назавтра, когда он прибудет в столицу на венчание государя. Знаю, что грядёт тщательная проверка и допрос прислуги дворцовой и состоящей у Элиасов, вызов Морелла Элиаса из рассветной обители и магистра Бенни из закатной, череда бесед с прочими членами ветви старшей и кое-кого из младших. Знаю, что Мадалин будет торговаться, изворачиваться, крутиться почище флюгера в ветреный день, желая выскользнуть невредимой из этой ловушки, – или, по крайней мере, попытается. Что-то она да получит за свои признания, изобличение тёмных тайн и свидетельство против родственников, хотя на возврат состояния, свободу и поместье в Эстилии рассчитывать ей всяко не стоит. Знаю, что как только весть об измене старшей ветви выйдет из тени дворцовых коридоров и комнат на нижних этажах, многие поспешат отвернуться от падшего рода, оборвать связи и уничтожить любой намёк на возможное их соучастие в чём-то сомнительном.

После смутных времён правления Филандера Шестого редко кого казнили публично за измену, мало на кого ложилось тяжкое бремя этого обвинения, но едва ли многие нынче пожелают быть уличёнными в заговорах против первопрестольного древа и правящего императора.

Огонь в камине слабеет, бледнеет, а я то лежу неподвижно, глядя в одну точку, то начинаю вертеться беспокойно с бока на бок. Внезапно слышу характерный, привычный уже щелчок, сопровождающий открытие двери, ведущей на тайную галерею. Приподнимаюсь на локте, смотрю с удивлением на вошедшего Стефана, освещающего себе путь зажжённой свечой.

– Астра, я тебя разбудил? Прости, – он закрывает дверь, проходит к кровати и ставит подсвечник на столик.

– Нет, я не спала. Аэрин Благословенный не пожелал ниспослать мне снов, ни добрых, ни плохих.

Стефан задувает свечу, снимает халат и забирается под одеяло. Я придвигаюсь ближе к мужчине, прижимаюсь, чувствуя, как он осторожно обнимает меня, кладу голову ему на грудь.

– Я думала, ты не придёшь сегодня.

– Я тоже. Но, добравшись наконец до своей спальни, я переоделся и пошёл сюда. И только у самой твоей двери вспомнил, что час поздний и ты, должно быть, давно уже спишь. Наверное, не стоило заходить, ты могла быть не одна…

– Большую часть своей жизни я спала одна. И ныне забываю порою, что мне теперь постоянно нужна компаньонка на ночь, что рядом должен хоть кто-то да быть.

– Ровно столько, сколько я себя помню, меня всегда окружали люди: слуги, наставники, стража, свита, сопровождение, советники, целая толпа придворных, готовых следовать за мной, куда бы я ни пошёл. Так много людей… чужих и даже не всегда действительно необходимых, – Стефан вздыхает, словно сам не верит, что произнёс подобное вслух. Молчит минуту-другую и продолжает: – Последний раз за измену первопрестольному древу и Империи казнили более тридцати лет назад, в начале правления моего отца, и то это было эхо волнений, порождённых островным мятежом и политикой моего дяди. И сейчас, столько времени спустя, кажется немыслимым, что кто-то мог решиться своими руками подрубить императорскую ветвь. И во имя чего? Ради усиления собственного влияния, ради родства с наследником престола? Знаешь, что сказал Даррен Элиас, едва услышав обвинения? Что он тут совершенно не при чём, он всегда преданно служил мне и первопрестольному древу, дурного против меня и в мыслях не держал и все его интересы никогда не покидали пределов стен собрания Совета.

– Ещё один Элиас, да к тому же старший в роду, ведать не ведал, что творится в его собственных покоях? – даже не знаю, удивляться этому заявлению старшего Элиаса, или принять как данность, что отныне каждый из них будет делать всё, лишь бы от обвинений уйти и переложить их на другого? – Знать не знал, какие речи ведёт его брат, к чему стремится, о чём договаривается с кузиной? Ни о Кассиане не знал, ни о Верене, вообще ни о чём, только о нерационально используемых богатствах рассветников размышлял?

– С его слов получается, что так.

– И вы ему поверили?

– Нет, конечно, – рука Стефана блуждает по моему плечу, пальцы скользят по персиковому шёлку ночной рубашки. – Впрочем, Блейк уже предположил, что в конечном итоге вся ответственность ляжет на Дебона Элиаса.

– Он же в объятия Айгина Благодатного сошёл… – я всё-таки не могу скрыть удивления.

– Тем и удобен, – в голосе Стефана звучит мрачная усмешка. – Сомневаюсь, что Дебон и впрямь ничего не знал… в этом роду мало что делалось без его решений и одобрения, а то и участия, но, как бы то ни было, в те годы он уже редко появлялся при дворе, разделив обязанности между сыновьями.

– И что теперь будет? – спрашиваю тихо.

– Эту часть сада всё же придётся проредить. Не только из-за совершённых ими преступлений, но и потому, что иначе ни они, ни те, кто последуют за ними, не поймут. Не в том месте Даррен Элиас искал ядовитые семена, не в том…

Охваченная внезапным порывом, я приподнимаюсь, смотрю в лицо Стефана.

– Быть может, есть резон перенести дату венчания на первоначальную? За месяц моё тело изменится не настолько сильно, чтобы стало заметно постороннему взору, а большинство в нашем с тобою окружении и так или знают, или догадываются о моём положении. Да и… Мадалин видела твою записку… она выпала из кармана моего плаща в монастыре и фрайнэ Жиллес её подобрала и прочитала. Она сразу поняла…

– Переносить венчание мы не будем, – возражает Стефан непреклонно. – Неважно, что фрайнэ Жиллес известно, а что нет, неважно, как изменится твоё тело. Венчание назначено на двадцать девятое число этого месяца и тогда оно и состоится, даже