Суженая императора - Наталья Юрьевна Кириллова

девочкам и те, застенчиво потупившись, отходят к первой скамье. Я же поднимаюсь на возвышение, где уже стоят Стефан, один из верховных служителей Четырёх и мальчик-служка. Следуя давней традиции, зала храма освещена лишь множеством свечей да скупыми лучами солнца, проникающими через высокие витражные окна, – предполагается, что в божьих обителях не должно быть порождений недостойного колдовства. Поэтому в зале немногим теплее, чем на улице, расставленные вдоль стен жаровни не в состоянии обогреть помещение такого размера. Знаю, оттого и франны, и, особенно, аранны предпочитали венчаться в тёплое время года, когда нет нужды думать, не превратятся ли гости и родственники в ледяные скульптуры за время церемонии. Но император не может перенести церемонию на более подходящий сезон, а присутствующие не могут позволить себе отказаться от посещения венчания самого государя, и потому все покорно мирятся с неизбежными неудобствами.

Стефан подаёт мне руку, помогая подняться и встать подле него. Улыбается мне так, словно мы одни-одинёшеньки в этой зале, словно вокруг ни единой живой души и мы действительно собираемся обменяться клятвами тайком, в первом попавшемся храме, без жреца и свидетелей. Затем тянет руку к моим волосам, свободно распущенным по плечам и спине, и снимает со светлых прядей розовый лепесток. Служитель едва заметно укоризненно хмурится – подобные жесты перед алтарём, между двоими, ещё не ставшими мужем и женою, недопустимы, – но высказать своё неодобрение вслух не осмеливается. Стефан же вертит лепесток в пальцах и с заговорщицким видом прячет его в рукаве. От этого жеста ярмарочного фокусника мне становится легче, напряжение, не размыкавшее тесных своих объятий, едва я покинула дворец и отправилась в храм, ослабляет тиски, отступает немного. Люди остаются позади, и не имеет большого значения, что они думают. Я вот-вот стану супругой государя и совсем скоро императрицей и всегда, каждый день, каждую минуту кто-то из них да будет обо мне что-то думать.

Они будут смотреть.

Будут говорить.

И не столь уж и часто глядя при том мне в глаза.

Это неизбежно и мне придётся мириться с чужими взглядами, мнением и словами так же, как все они нынче терпят холод и сквозняки, сидя неподвижно в своих лучших нарядах в большой, плохо отапливаемой зале. Я не выбирала этот путь, но он сам выбрал меня и мне следует пройти по нему со всем достоинством, терпением и высоко поднятой головой. И сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь Мирелле, таким, как она, и многим другим, о ком мало кто вспоминает, чьи нужды мало кого заботят.

Жрец отходит за алтарь, воздевает руки и в зале наступает тишина. Он приветствует собравшихся, Его императорское величество и его суженую, объявляет, в честь чего все мы предстали сегодня пред ликами Благодатных, и рассказывает о таинстве венчания и брака. Впрочем, вопреки словам почтенного служителя давно уже нет церемонии менее таинственной, чем публичное венчание, особенно когда речь идёт о государе, едва ли могущим себе позволить провести обряд в маленьком, тесном кругу действительно близких людей. Жрец цитирует выдержки из Слова Четырёх, напоминает о нерушимости брачных уз, важности питания и порождения новых ветвей родового древа супруга, необходимости защиты и покровительства со стороны мужа и покорности, терпения и смирения жены. Немолодое, испещрённое морщинами лицо служителя серьёзно, непроницаемо, голос ровен, спокоен и лишь иногда чуть-чуть повышается для придания важности речам, словно ему не приходилось говорить те же слова трём другим фрайнэ, стоявшим здесь на моём месте. Наконец он переходит к клятвам, и мы со Стефаном по очереди повторяем их, выражаем согласие, полное, безоговорочное, соединиться и не разлучаться до тех пор, пока не придёт наш срок сойти в объятия Айгина Благодатного, разделять все милости и тяготы, ниспосланные богами, вместе хранить и укреплять родовое древо. По знаку жреца к нам поднимаются фрайн и фрайнэ Бромли, каждый с небольшой алой подушечкой в руках, на которых покоятся брачные венцы первопрестольного древа. Объявляя нас со Стефаном мужем и женою, единым целым, вечным и неделимым, служитель надевает венец, поднесённый фрайном Бромли, на склонённую голову императора, а венец фрайнэ Бромли – на мою. За венцами следуют символическое благословение Четырёх. С алтаря нам передают по кусочку ржаного хлеба на круглом блюде и золотой кубок с водой. Мы съедаем хлеб и отпиваем немного воды, жрец берёт подсвечник с зажжённой свечой и рисует ею в воздухе перед нами знак Айгина Благодатного, затем звонит в серебряный колокольчик и благословляет нас. Впервые за время церемонии мы можем повернуться лицом друг к другу и чета Бромли вновь поднимается на возвышение, на сей раз чтобы передать загодя подготовленные венчальные символы. Обычно это кольцо или медальон с соединёнными вместе знаками одной из пар богов-супругов, хотя мне уже доводилось видеть и браслеты, и даже пояса-цепочки с подвесками. По жесту Стефана я поворачиваюсь спиной к нему, и он осторожно застёгивает на моей шее замочек цепочки с медальоном с переплетёнными знаками Авианны Животворящей и Айгина Благодатного. В свою очередь я надеваю на палец Стефана перстень со знаками Тейры Дарующей и Аэрина Благословенного. Жрец повторяет слова благословения, и мы поворачиваемся лицом к собравшимся, рука об руку спускаемся с возвышения и идём по розовым лепесткам под торжественную музыку и пение хора. Все сидящие поднимаются, склоняют пред нами головы, когда мы проходим мимо. Чета Бромли тенью следует за нами. Я смотрю на ложу и вижу, как Мирелла, явно встав на скамью, машет нам рукой. Аккуратно машу ей в ответ, улыбаюсь, наблюдая, как Лия безуспешно пытается снять Миреллу со скамьи.

Перед дверями нам под ноги сыплют немного пшеничных зёрен, чтобы путь наш был не только лёгок, но и плодороден. Высокие створки распахиваются, и мы выходим на ступени храма, приветствуем людей, собравшихся на площади. Сегодня в имперских городах из тех, кто успел получить весть о переносе даты и подготовиться к изменившемуся сроку, объявлен праздник в честь венчания государя. На центральных улицах будут наливать всем желающим горячее вино и эль, жарить мясо, кое-где устроят танцы, маскарады и представления, а в бедных кварталах раздадут немного денег.

Под выкрики людей, поздравляющих своего государя и его жену, мы сходим по ступенькам, неспешно пересекаем оцепленную стражей часть площади перед самим храмом и садимся в открытый экипаж.

Путь от главного храма Четырёх до императорской резиденции не столь уж и долог, но ехать приходится медленно, давая запрудившим улицы людям возможность посмотреть и на государя, и на его супругу. Я улыбаюсь, машу рукой,