По праву крови - Ксения Родионова

Анна замерла за моей спиной, задержала дыхание. Прежде чем я успел что-то сказать, голос Сиху разрезал воздух, холодный и острый, как лезвие.

— Повторю в последний раз, Бриггс. Мы не станем казнить её. Она оказалась в этом плену не по своей воле.

— А чего не сбежала? — встряла Мия, её глаза сверкали весельем. Она явно получала удовольствие от разворачивающегося спектакля. — Наверное, нравилось под крылом инквизиторов, постелька тёплая, накормят, приласкают, а? Пока наших выдаивают, как коров.

Я повернул голову в её сторону, и весь гнев, всю ярость, что копились все эти месяцы, я вложил в один-единственный взгляд.

— Мия, — говорил тихо, но так, что её усмешка мгновенно слетела с лица. — Подумай дважды, прежде чем продолжить эту мысль.

Мия закатила глаза и откинулась обратно на спинку дивана, но её язвительность поугасла.

— Ну, да! Ты же потом ныть будешь до скончания веков, если мы её тронем.

В этот момент вмешался Оскар, до этого молча наблюдавший из угла. Его сухопарая фигура выпрямилась, а пальцы сложились в привычный для него жест аналитика.

— Друзья, предлагаю взглянуть на ситуацию с другой стороны. Ей не стирали память. Она провела год в самом сердце инквизиции, рядом с Кироном. Это источник бесценных сведений. Архитектура безопасности, планы, слабые места.

— Я расскажу всё, что знаю, — тихо, но чётко сказала Анна.

После недолгой паузы Бриггс мрачно пробубнил себе под нос:

— Да она может наплести чего угодно, лишь бы сохранить свою шкуру.

Сиху медленно кивнул, обвёл взглядом присутствующих и остановился на огне в камине.

— Есть способ надежнее. Я могу прочесть память. Увидеть всё как есть. Это развеет сомнения и покажет твои истинные мотивы всем, кто в них сомневается.

Анна посмотрела на него, не моргнув. Казалось, она ждала этого предложения.

— Смотрите. Мне нечего скрывать.

Моё сердце упало. Я резко обернулся к ней.

— Анна, нет… Ты не понимаешь. Это не просто заглянуть в мысли. Это… вмешательство…

— А ты чего боишься? — опять влезла Мия. — Что твои косяки увидим? Расслабь жопу уже.

Эта затея казалась мне слишком опасной, слишком интимным насилием, которое могло сломать ее окончательно. Все, кроме меня, молча кивнули. Бриггс, скрестив руки на груди, буркнул:

— Давай уже.

Сиху поднялся и зашел за спину Анны, его пальцы начали плести в воздухе сложный узор из нитей. Воздух заколебался. Нити соединили всех присутствовавших.

Потом хлынули образы. Наше знакомство, время вместе. Наши поиски, её доверие, которое я предавал с каждым скрытым отчетом Сиху. А потом — камера. Боль, унижение, страх в ее глазах. И тот самый момент, когда инквизитор внушил, что я — предатель, один из них, пытки, яростное сопротивление и убийство. Слом.

Дальше было только хуже. Ритуал с Кироном, осквернение самой её сути. Экстрактор. Первое реальное убийство, совершенное её руками, когда он водил ею, как марионеткой. Голос сущности, ядовитый шёпот в ее снах. Насилие, ставшее рутиной. И… Дирак и последствия. Это была агония, пережитая всеми нами.

Когда нити оборвались и комната вернулась в фокус, несколько секунд царила оглушительная тишина. Мы будто завязли в липкой смоле.

— Вот суууука… — наконец протянула Мия, и её голос сорвался на хрип.

Она сползла по подушкам дивана, растирая лицо руками, чтобы сбросить увиденные образы. Оскар, бледный как полотно, резко поднялся и, прижав руку ко рту, быстро покинул комнату. Ирен сидела, уставившись в пустоту, её обычно спокойные глаза были полны ужаса. Даже Бриггс стыдливо отводил взгляд, челюсти сжаты.

А я… меня разрывало изнутри. Вина, которую я носил в себе год, оказалась жалким пшиком по сравнению с этим адом. Она прошла через всё это. Одна. А я в это время страдал и ныл, считая себя главной жертвой.

Бриггс заговорил без прежней злобы:

— Так, в общем доме она не останется. Здесь могут найтись желающие её прикончить. Просто по доброй памяти.

— Никто и не собирался оставлять её здесь, — ответил я, глядя на Анну.

Она не реагировала, словно речь шла не о ней. Сиху вернулся на своё место.

— Он прав. Тебе лучше пока держаться подальше от всех. Дадим людям время… привыкнуть. Или хотя бы успокоиться, — он перевёл взгляд на меня. — Нужно решить вопрос с силой. Попробуем достать ей камень или найти другой источник. Но пока… — вновь к Анне, — пока лучше не использовать ничего. Ради твоей же безопасности. Чтобы не злить тех, кто ещё не отошёл.

Анна молча кивнула. Её покорность была хуже любого протеста. Вопрос закрыт. Пока. Сиху переключился на обсуждение результатов сегодняшней вылазки. Все с энтузиазмом ухватились за менее неудобную тему.

— Вытащили практически всех пленников, — отчетливо, как будто докладывая, произнес Сиху. — Погибло около двадцати. Смогли вынести двух механических стражей, карты и журналы из командного центра…

Я слушал, кивал, но слова долетали до меня как сквозь вату. Все это — трофеи, потери, тактические победы — казалось теперь невероятно мелкими и далёкими.

Сиху жестом показал мне на дверь, давая понять, что нам пора. Тактические вопросы, которые предстояло обсудить, явно не были для ушей Анна, которая теоретически ещё могла быть связанна с Инквизицией. Я не решаясь коснуться её, просто сделал шаг к выходу. Она без слов поднялась и последовала за мной.

Я быстро провёл Анну по уже тёмным улицам анклава, стараясь держаться подальше от чужих взглядов. Наша цель — моя хижина на самой окраине. Нас встретил знакомый хриплый мурлык. Кот, лениво потягиваясь, подошёл и принялся тереться о мои ноги.

— У тебя кот, — Анна даже немного оживилась.

— Сам пришёл в начале зимы, так и остался, — пояснил я, наблюдая, как она осторожно приседает и позволяет коту обнюхать протянутую руку.

Животное, к моему удивлению, благосклонно ткнулось мордой в её пальцы. Анна выпрямилась и медленно оглядела скромное жилище: остывшую печку, узкую кровать, грубый стол и единственный диван.

— Тут хорошо, — тихо сказала она.

Сердце ёкнуло.

— Теперь лучше, — эти слова значили больше, чем я мог выразить.

Я сделал шаг к ней, желая обнять, но замер, не дойдя и полушага. Перед глазами встали образы из ее памяти: Кирон, его руки на ней, его владение… Навязывать ей близость сейчас, даже из самых лучших побуждений, было бы новым насилием. Повторением того,