Шипы в сердце. Том второй - Айя Субботина

— У вас будет мальчик, Кристина. Поздравляю.

Я закрываю глаза, втягиваю губы в рот, почему-то стесняясь улыбаться.

Ну конечно. Мальчик.

Как иначе?

Я забираю с собой первые фотографии и короткое видео.

Маленькие снимки. На них — мой сын. Мой маленький, еще не рожденный Авдеев-младший.

Господи, я не знаю, как пережить все это…

Выхожу из клиники, щурясь от яркого, режущего глаза света. Вдыхаю соленый, прохладный воздух.

Я должна быть сильной. Должна улыбаться. Должна делать вид, что все в порядке.

Я смотрю на фотографию в своих руках. На это крошечное, беззащитное существо.

Понимаю, что должна учиться заботиться о нем. Учиться… любить его.

И это пугает еще больше, потому что сейчас я настолько сломана, что даже себя любить толком не знаю как.

До встречи с Лори еще почти час. Я могла бы взять такси, доехать до ресторана за десять минут. Но вместо этого иду пешком.

Мне просто… нужно идти. Нужно чувствовать под ногами твердую землю, нужно вдыхать соленый, пахнущий фьордом воздух, нужно видеть лица людей, слышать их смех и разговоры. Нужно убедить себя, что я все еще часть этого мира. Что я не выпала из него окончательно.

Я иду по набережной, мимо пришвартованных яхт и парусников. Их мачты царапают низкое, перламутровое небо. Кричат чайки. Пахнет водорослями и свежей рыбой. Я иду и смотрю на воду — темную, холодную, бездонную. Как будто заглядываю в собственную душу, потому что внутри меня — такая же темная, холодная вода. И в ней, на самом дне, лежит моя любовь. С гирей на ноге.

Еще пытается дышать, хотя прошло уже четыре месяца.

Агонирует.

Я инстинктивно стараюсь идти все быстрее, чтобы убежать от собственных мыслей. Но это, увы, невозможно.

Ресторан, который выбрала Лори, находится в старой части города, на тихой, мощеной улочке. Называется «Engebret Cafe» — одно из самых старых заведений Осло, с историей откуда-то из девятнадцатого века. Летом они выставляют столики на улицу, под полосатые маркизы. Уютно, по-домашнему, без пафоса.

Лори уже там. Сидит за столиком в углу, под раскидистым каштаном. С сосредоточенно-серьезным лицом читает какой-то журнал. Уверена, что что-то про финансы или бизнес — ни разу не видела ее за изучением гламурного глянца, а вот сама иногда грешу. Я останавливаюсь в нескольких шагах, делаю глубокий вдох, натягиваю на лицо улыбку. Пора снова надевать маску.

— Привет, — говорю я, подходя к столику.

Лори поднимает голову, и ее лицо мгновенно светлеет.

— Крис! Боже, я уж думала, что ты заблудилась и собиралась поднимать на уши Шутова.

Она поднимается, чтобы меня обнять.

— Не надо Шутова — Осло мне такой переполох не простит, — пытаюсь беззаботно шутить. — Прости, что опоздала, — решила прогуляться.

— Правильно сделала — погода сегодня чудесная.

Она говорит, а сама как-то слишком поспешно пытается убрать журнал. Не просто отложить в сторону, а засунуть в свою большую кожаную сумку.

Я замечаю это движение, потому что эта суетливость идет вразрез с ее обычной подчеркнутой плавностью.

Внутри дергается.

Что-то не так.

— Что ты читаешь? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринужденно.

— А, так… ерунда, — отмахивается Лори. — Бизнес-пресса. Скукота.

И поэтому ты так быстро прячешь ее от меня? Видимо, чтобы я не умерла от скуки?

Она врет. Я это вижу. По тому, как избегает моего взгляда. По тому, как ее пальцы нервно закладывают прядь за ухо. Она первый раз мне врет.

— Покажи, — говорю я. Уже не прошу. Требую.

— Крис, не надо, — качает головой. — Просто… не надо.

— Лори. Пожалуйста.

Мы смотрим друг на друга. Секунду. Две. Пять. В ее зеленых глазах — сочувствие, беспокойство. И нежелание причинять мне боль.

Я протягиваю руку.

— Дай.

Она вздыхает. Сдается. Медленно, неохотно, достает из сумки журнал. Глянцевая обложка. Крупные буквы. «Scandinavian Financial Review».

Листаю плотные глянцевые страницы дрожащими пальцами: финансовые новости, аналитика, биржевые сводки. Все это проносится мимо, не задерживаясь в сознании. Я ищу. Сама не знаю, что. Но мое сердце уже колотится где-то в горле.

И нахожу.

На развороте. Огромная, на две полосы, фотография.

Он.

Вадим.

Стоит на сцене, в идеальном черном смокинге. В одной руке — тяжелая, блестящая статуэтка. Другой — какой-то расслабленный жест, очень в его «сытом» стиле. Он что-то говорит, и на его губах — легкая, чуть снисходительная улыбка победителя, хозяина жизни.

Заголовок статьи, набранный жирным шрифтом, бьет по глазам: «Вадим Авдеев: Южная акула, меняющая правила игры в европейской логистике».

Я чувствую, как воздух застревает в легких.

Листаю дальше. Статья большая, в ней много букв. Я не читаю. Я смотрю на фотографии.

Вот он — на красной дорожке. Рядом с ним — женщина. Не очень красивая (отмечаю это с чувством ликования внутренней стервы), но элегантная. В длинном, темно-синем платье. Она смотрит на него с улыбкой, он смотрит в камеру, одной рукой приобнимая ее за талию. И ему для этого даже не нужно горбиться.

Дальше — больше фото.

Вот они — за столиком. Он что-то говорит, она улыбается.

Вот они — уходят. Она держит его под локоть. Его спина — широкая, надежная. Ее силуэт — тонкий, изящный. Они выглядят правильно. Гармонично. Как две половинки одного целого.

Я пристально разглядываю фото, изучаю детали с дотошностью садиста-хирурга. Вычленяю нюансы.

Они подходят друг другу. По возрасту. По статусу. По этому холодному, отстраненному блеску в глазах. Она как будто его Снежная королева.

Спорим, ее ты точно не называешь дурацким кукольным прозвищем, Тай?

Боль медленно выходит из берегов.

Она не острая и не режущая. Она тупая, ноющая и всепоглощающая. Заполняет меня изнутри, вытесняя воздух, выжигая живое, уцелевшее почти чудом. Мое сердце медленно, мучительно умирает, превращаясь в грязную, холодную лужу.

Я закрываю журнал. Кладу его на стол. Ровно. Аккуратно.

Педантично поправляю, пытаясь придать идеальную параллель с краем столешницы.

— Крис… — пытается сказать что-то Лори.

— Все в порядке, — перебиваю я. Мой голос звучит… спокойно. Даже слишком. Потому что он просто мертвый. — Рано или поздно это должно было случиться. Посмотри на него — такие мужики не задерживаются в холостяках.

Я беру бокал с водой, делаю глоток. Руки не дрожат. Я держусь.

— Он имеет право на счастье, — продолжаю я, глядя куда-то сквозь Лори. — Он заслужил. После всего, что я ему устроила. Наверное, наконец-то ему не хочется отмыться от истории с маленькой грязной Тарановой.

Я вру. Нагло, отчаянно