Навязанная семья. Наследник - Мария Николаевна Высоцкая

— С новым статусом, — надевает на мой безымянный палец кольцо. — Подписывай, живо!

12

Я смотрю на свою руку и начинаю мелко дрожать.

Что все это значит?

Астахов тем временем подзывает официанта и заказывает себе кофе, осматривая зал кафе брезгливым взглядом.

Опомнившись и немного выйдя из ступора, я стягиваю кольцо с пальца и кладу его на стол.

— Я больше ничего не подпишу, — шепчу, сжимая пальцы в кулаки.

— Подпишешь. Я тут узнал, что Илья — мой сын, Карина. Как же так получилось?

— Что? — учащенно моргаю, ловя ртом воздух и снова не могу пошевелиться. Как он узнал? Когда? Откуда?

— Ты, наверное, хочешь спросить, откуда я знаю? Сделал тест.

— Это незаконно, — бормочу, потому что буквально вчера читала об установлении отцовства — его нельзя сделать без согласия матери. Наверное…

Эти мысли мелькают в голове, но ненадолго, потому что на повестке остается главный вопрос: откуда Астахов взял биоматериал Ильи?

— Подписывай, — пододвигает ко мне папку.

— Ты видел Илью? — смотрю на него, не дыша и выжидаю ответ.

— Видел, — кивает Дима.

Я сглатываю, и меня охватывает паника. Как? Когда? Я всегда рядом с сыном…

Стиснув зубы, лезу в сумку за телефоном и звоню сестре. Она берет трубку не сразу, и это настораживает.

— Марин, Илья с тобой? — спрашиваю, не сводя глаз с Астахова.

— Со мной. Представляешь, моего, оказывается, неделю назад уволили. Мы с Илюшей гуляли, а Вадья сидел в кафе через два дома от нашего. Спалили. Вот он и признался, что уже неделю тут околачивается и не знает, как мне сказать. Мы ж на квартиру копим.

— Понятно… но Илья с тобой?

— Конечно. Ты чего? У тебя голос странный.

— Все нормально, — натягиваю улыбку, — просто устала. Поцелуй за меня Илюшу, я скоро приеду. — Кладу телефон на стол. — Материал тебе предоставил муж моей сестры? — спрашиваю, впиваясь в Диму взглядом.

— Догадливая. И звонил в мой офис тоже он. Не сам, а через двоюродную сестру.

— Его уволили с работы, — бормочу. — Он хотел заработать…

— Именно. В ваших семейных разборках я участвовать не намерен, поэтому вернемся к нашим баранам. Подписывай и надевай кольцо. Оформим все задним числом. Считай, как два года уже будем женаты.

— Я не буду, — трясу головой. — Я не…

Дима прищуривается и, наклонившись вперед, шепчет:

— Ты скрыла от меня ребенка и думала, это сойдет тебе с рук? Не в этот раз.

— Я не хочу замуж. Не выйду за тебя. Ни за что…

— Выйдешь. Через месяц выборы. У избирателей не должно быть ни единого вопроса к моему имиджу. Никаких внебрачных детей, Карина.

Что он говорит? Как можно так поступать? Захотел — выбросил, захотел — подобрал? Это бесчеловечно!

Я для него расходный материал, и наш сын тоже…

— Мы не будем частью твоего шоу! Никогда! Я не позволю втянуть в это сына…

— Будешь. И будешь играть свою роль безупречно. Потому что иначе я тебя уничтожу. Ты же маленькая, меркантильная шантажистка, которая годами прятала ребенка от отца. На чью сторону встанет суд и общественность, Карина? Подумай.

Дима берет со стола кольцо и, дернув меня за руку, до боли сжимая запястье, снова надевает его на мой палец.

— Ненавижу тебя, — шепчу, чувствуя, как почва уходит из-под ног.

— Не страшно. Главное — поставь подпись. Вот здесь. — Он хладнокровно раскрывает папку и поворачивает ее ко мне. Его палец упирается в строку для подписи.

Я смотрю на обручальное кольцо, сдавливающее мой палец, и хочу исчезнуть. Оно холодное и тяжелое, как кандалы.

— Зачем ты это делаешь? — голос предательски дрожит. — Ты же не любишь меня. Ты презираешь меня. Зачем все это?

— Потому что у меня не может быть ребенка от какой-то непонятной девки. Он может родиться исключительно в браке. От законной жены, которой ты станешь.

В ужасе перевожу взгляд с кольца на папку, а потом на Диму.

Он чудовище. Самое настоящее.

В голове проносится вихрь образов: Илюша, смеющийся в своей кроватке... моя семья, которую втянут в эту грязь… суд, оставляющий сына с Астаховым…

Я перебираю кадр за кадром и вся дрожу.

Почему он так жесток?

Что плохого я ему сделала?

Почему?

— Что будет после выборов? — спрашиваю, взяв себя в руки минуту спустя. — Ты получишь свой пост, а мы... мы тебе больше не понадобимся?

Дима едва заметно улыбается, но от этой улыбки веет холодом.

— Твоя задача — хорошо отыграть свою роль. Желательно молча. — Протягивает мне ручку. — Если не подпишешь, будет скандал. — Достает из папки несколько листков. — Читай.

— Что это?

— Стратегия. Тут прописан наш дальнейший план в случае твоего отказа.

Быстро скольжу взглядом по листку, и волосы на голове встают дыбом.

Они раздуют скандал. Сделают из меня горе-мамашу. Лишат родительских прав. Запретят видеться с сыном. И все это, почти в прямом эфире.

— Отец-одиночка для публики всегда герой, а если он спасет своего ребенка от матери, ведущей, скажем так, не самый правильный образ жизни… — подливает масла в огонь Астахов. — Но решать тебе.

13

— Мы будем жить в одном доме? — шепчу и понимаю, что плачу.

Дима тут же протягивает мне платок, но я до него даже не дотрагиваюсь.

— Временами. Я поселю вас за городом.

— Ты же сам меня бросил, — всхлипываю, — почему мучаешь сейчас? Мы спокойно жили, я никогда бы не стала тебя шантажировать, я…

— Ты. Скрыла. От. Меня. Сына.

— Но он был тебе не нужен!

— А это решать не тебе. Ставь подпись и заканчивай этот цирк.

— Я не сделала ничего плохого, — начинаю паниковать. Меня затягивает отчаяние, а слезы только усугубляют ситуацию. — Ты меня даже слушать не захотел, когда я приходила, подослал своего Журавлева и…

— Закрой рот, пожалуйста. У меня нет времени слушать твои бредни. Просто подпиши бумаги, и уже завтра будешь жить, ни в чем себе не отказывая.

Сжимаю в пальцах ручку и тихонько всхлипываю.

— Ты всегда можешь выбрать второй вариант, — Дима