Проклятие Айсмора - Ольга Зима

— Твое будущее. Мальчик мой, ты думаешь, это деньги? — спросил мужчина. Подняв монетку, крутанул ее в пальцах, подбросив в воздух. — Гляди — это собака!

Изумленному Бэрру на миг почудилась оскаленная морда в его ладонях.

— У меня две собаки, и обе очень злые — власть и деньги. Возможно, через какое-то время мне понадобится тот, кто сможет командовать ими — кого они будут слушаться. Городу нужна твердая рука. Тут подойдет далеко не всякий, только еще более злой. Тот, который стоит до последнего и всегда поднимается. Кто сам будет неподвластен этим собакам. А вот мне должен подчиняться!

— Власть — это всегда плохо. Так говорит отец. Да и зачем она нужна?

— Ты поймешь. Так тебе нужна эта монета?.. И хорошая работа?

В следующий раз Бэрр может и не добраться до Золотых Песков или его забьют насмерть, и что тогда будет с его семьей? В подмастерья его не брали, за разгрузку платили гроши, а про рыбную ловлю можно сразу забыть — сами же рыбаки в мешок засунут с камнем, и прямиком на дно.

— Ты придешь ко мне, мой мальчик, — усмехнулся винир…

…Светлая тень метнулась к Бэрру, взлетела по руке на плечо, разгоняла видения прошлого. Бэрр аккуратно снял с плеча теплый комочек, положил в сумку на свою рубашку, насыпал туда же орешков и сыра.

Ну хоть кто-то ему доверяет, значит, можно попробовать прожить этот день. И еще один. И еще.

Но каждый прожитый день все дальше относил его от Ингрид.

Вот только, как он надеялся, легче не становилось. Надо было подойти после суда! Нужно хотя бы извиниться, но…

Чем дальше, тем невозможнее было сделать это. Почему не пришел вчера, позавчера?

Но еще невозможнее оказалось жить без Ингрид. Бэрр словно ледяной клин загнал себе в сердце, и он, проворачиваемый временем, вонзался все сильнее и сильнее.

Порой Бэрру чудилось, что он уже умер и превратился в чудовище Темного озера. Особенно когда с превеликим удовольствием разделывался с очередными поползновениями аутло, определенно решившими сделать ослабевший Айсмор своим личным владением.

Винир перестал вызывать его к себе каждый день. Вообще вел себя так, словно чего-то боялся. Отправлял письма то к королеве Океании, то к королю Таллернаку. Утроил охрану. Опасался. Вот только чего?

Время летело незаметно…

Глава 23

Лаванда, или Весенние встречи

Закрыв глаза, я отпускаю год,

Перебирая беды и потери.

Я жду тебя, и веря, и не веря

Тебе — кто позабыл иль все же ждёт.

Я плакалась зиме и снегу,

Я умывалась талою водой,

И я отныне обрела покой.

А что с того, что на бегу

Давно уже не бьётся сердце?

Закрыты чувств стальные дверцы,

И ключ к любви найти я не могу…

Лавандовое поле простиралось перед Гарриком, переливаясь лиловой синевой под ветром и солнцем. Не было этому морю ни конца, ни края.

Особенно ярко и празднично выглядел берег после тусклого Айсмора, его серости унылых зданий и блеклого отражения матового солнца в вечно холодной воде. После не вовремя сказанной правды. После того, как у Ингрид, чей покой он охранял и чьим мужеством восхищался, потемнело небо. После его бесчисленных хождений по разным инстанциям. После ожидания, оказавшегося бессмысленным. После всего…

Сидящая в тени раскидистого тиса Гейра — в цветастом, пышном платье, черноволосая и черноглазая, была похожа на яркую бабочку, залетевшую из дальних стран. Она сноровисто доставала из плетеной корзинки снедь и питье. И унывать не собиралась.

— И что теперь?

Грудной голос дополнил песню раннего весеннего утра, состоящую из стрекота кузнечиков и пения птиц, кусок вишневого пирога оказался около рта, и Гаррику, которому не хотелось не только есть, но даже говорить, пришлось сделать и то, и другое. Вяло дожевав, он ответил на вопросительный и настойчивый взгляд своей спутницы:

— Ищу работу…

Гаррик замолчал, не зная, как скрыть ощущение ненужности — ни в работе, ни в жизни. Это нехарактерное для него состояние началось после суда над первым помощником винира и все никак не могло закончиться.

— И что? — не отставала Гейра. Гаррик, больше всего не любивший неопределенность, вздохнул и продолжил:

— Приказа о том, что я опять причислен к службе охраны причала… Или хоть к какой-нибудь службе…

— Ты не дождался? — улыбнулась она, закончив за него.

— Тебе смешно, — вздохнул Гаррик. Улыбка Гейры тут же погасла.

— Нисколько, — а темные глаза блеснули. Задорные смоляные локоны взметнулись и опустились на плечи пружинками, когда Гейра подалась вперед, опершись рукой о траву. — Я не слышала, что ты говорил на суде, и не знаю, как это повлияло на решение винир… народа. Но ты еще раньше защищал Бэрра от наших. От своих. Ты мне тогда сразу понравился.

Гаррик улыбнулся и потянулся за вторым куском пирога.

Выходными винир не баловал никого, даже первому помощнику, которому полагалось два дня отдыха в месяц, и то — частенько отказывал. Что уж говорить о младшей кухарке!

В следующий раз Гаррик встретился с Гейрой только через несколько недель, но его надежды сходить на берег не сбылись.

Накануне, при встрече около ратуши — внутрь бывшего стражника уже не пускали — Гейра произнесла неловко, словно огорчаясь, что подвела:

— Мама… Приболела она. Нужно зайти, хотя бы раз, — и добавила уже весело, сверкнув глазами: — Но никто не может нам запретить пройтись по городу!

Гаррик посчитал ямочки на щеках — две слева, три справа — засмотрелся на вишневые губы и решил, что и правда, запретить некому. Четко очерченные брови Гейры вторили стрижам, что легко взмывали ввысь над ратушей, тоже вспархивая от удивления или радости, и так же быстро менялось выражение на ее лице. А глаза, продолжал любоваться Гаррик, словно вишни, но темные-темные, спелые-спелые, что висят и висят на длинных ветках до конца лета, накапливая сладость в ожидании, пока не оборвут их вездесущие мальчишки или дотошный хозяин не опустит тонкие пальцы кустарников палочкой с крючком на конце и не соберет последний, самый вкусный урожай…

Отмер Гаррик, когда Гейра заговорила о погоде, о небывало доброй зиме. Ответил, что да, ледоход давно прошел. Прошла и буйная весна, повредив в этом году всего один дом Нижнего.

Попрощался, сказав, что завтра сам встретит Гейру у