Сильверсмит - Л. Дж. Кларен

— Нет! — рявкнул он, голос сорвался, как обугленный крик. — Ты не знаешь! Ты понятия не имеешь, что такое боль прощания!

Пульс бешено стучал, разгоняемый его железной хваткой — той самой, что одновременно удерживала и ласкала. Держала на расстоянии, но не отпускала. Толчок и притяжение, что могли разорвать меня на части.

— Я не собираюсь делать тебе больнее, чем уже есть, — сказал он глухо.

— Это мой выбор! — я выдохнула, упрямо глядя ему в глаза.

— А ты даже не представляешь, что просишь меня с тобой сделать, если я этот выбор уважу.

— Представляю, — я подняла руку и коснулась его лица, проводя пальцами по щетине, чувствуя подушечками ее грубую теплоту, — они решили, что моим мужем будет Элиас, но сейчас я хочу тебя. Если он даже не попытался что-то предложить мне, я не вижу причины хранить себя для него.

Он нахмурился и попытался отстраниться, но я подняла вторую руку и удержала его лицо, не позволяя уйти.

— Я сама могу решать. Для меня ты безопасен.

Он смягчился, пальцы осторожно сжали мои запястья.

— Я цела, каждая часть меня в сохранности и под защитой, — я сглотнула, подавляя дрожь, загоняя ее глубже, в живот. Сейчас не время для нервов. — Я хочу, чтобы ты был моим первым.

Я судорожно втянула воздух, увидев, как в его взгляде вспыхнул смертоносный, ослепительный, как взрыв, гнев.

— Первым, — повторил он, с такой гримасой, будто произнес проклятие. Он отпустил меня и отступил, тяжело дыша. — Первым?

— Да.

— Нет! — рявкнул он.

Я вздрогнула, сжалась под ним, будто сам бог прогремел с небес, обрушив гром на мою упрямую искру, чтобы затушить ее бурей.

— Нет.

— Пожалуйста! — голос мой треснул от злости и отчаяния. — Ради всех богов, скажи, что мне сделать, чтобы ты захотел меня! Чтобы ты захотел трахнуть меня!

Он смотрел холодно, будто боль и тоска затопили его изнутри. В темно-карих глазах шевелились тени — умоляли освободить их. Я видела этот взгляд лишь однажды, тогда, когда впервые назвала его другом, и он не был с этим согласен.

— Ты этого хочешь, Элла? — он сделал шаг. Медленно. Опасно.

Я инстинктивно попятилась, пока спиной не уперлась в стену.

— Хочешь, чтобы я тебя трахнул? — Гэвин навалился, поставив руки по обе стороны от моей головы. Его тело было сплошным напряжением, дыхание тяжелым, он горел.

— Да, — прошептала я.

— Хочешь, чтобы я трахнул тебя только для того, чтобы узнать, каково это — быть взятой, прежде чем ты пойдешь к своему драгоценному жениху? — прошипел он сквозь зубы, касаясь губами моего лба. — Прежде чем сбежишь и выйдешь за другого мужчину?

Слезы жгли глаза. Боль в груди, голод между бедер — все смешалось.

— Д-да.

— И ты спрашиваешь меня… — его голос стал низким, опасным, вибрация шла по всему телу, — что тебе нужно сделать, чтобы я этого захотел?

— Да.

Он ответил глухим, звериным рычанием.

— Тебе достаточно просто существовать, чтобы я хотел тебя. Чтобы я хотел тебя до безумия. Тебе не нужно ничего делать. Все, что я делаю — я делаю, чтобы не хотеть.

Его кулак врезался в стену рядом с моей головой. Мир вздрогнул под его яростью. Горячее дыхание обожгло мою шею, и когда его рука — та самая, что секунду назад могла сокрушить камень, — скользнула вдоль линии моей челюсти к ключице, я задохнулась.

— Хочешь знать, чего я на самом деле хочу, Ариэлла?

Я моргнула, и слеза скатилась по щеке. Он поймал ее большим пальцем и стер бережно, почти нежно.

— Я хочу утонуть в тебе, — его голос стал тенью, мраком, но в нем было что-то болезненно сладкое. — Хочу, чтобы ты лежала подо мной голая и извивающаяся от удовольствия. Хочу, чтобы из твоих уст звучало только одно имя — мое — когда ты кончаешь для меня. Хочу, чтобы мой рот, мой язык прошли каждый дюйм твоей кожи, пока я пью твои стоны. Слышу твой бешеный пульс. Эти маленькие, прерывистые вздохи… — он сжал мой подбородок, его палец лег мне на губы, — …чтобы я мог потеряться в этих звуках. В тебе. Навсегда. Я хочу, чтобы ты была до краев наполнена моей спермой, — я ахнула, когда его ладонь скользнула по моей шее, — чтобы в тебе не осталось места ни для силы, ни для войны. Ни для этого гребаного мира. Ни для Элиаса блядского Уинтерсона. Ни для кого, кроме меня. Нет ни первого. Ни последнего. Только я.

Меня разрывали тихие рыдания. Он наклонился и мягко поцеловал меня в лоб, почти благословляя. Я боролась с желанием спросить больше, зная, что ответ разобьет меня. Но проиграла.

Потому что если я могла хотя бы мечтать об этом, о нем — может быть, мое будущее королевы не будет таким одиноким.

— Ты… — я дрожала под его рукой, — ты был бы… нежен?

— Столько, сколько тебе потребуется, — прошептал он, его губы коснулись моего виска. — Но потом… — его челюсть напряглась, мышцы ходили под кожей.

— Потом?.. — я едва выговорила, когда его мозолистые пальцы сжались крепче на моей шее.

Он зарычал и резко отдернул руку, отступая, покачав головой — предупреждение, выставленная граница.

— Клянусь волей богов, Элла, — глухо выдохнул он, — однажды я возьму тебя. Всю. До последнего вздоха. Но не сегодня.

— Почему?

— Потому что есть вещи, которых ты не знаешь. Потому что я отказываюсь делать тебе еще больнее, чем сейчас, когда я… — он снова протянул руку, легко коснувшись моей челюсти, а другой обхватил щеку. Его пальцы выманили из груди тихий стон, и большой провел по коже, будто стараясь запомнить каждую линию. — Потому что я люблю тебя больше, чем хочу трахнуть.

Я зажмурилась, тщетно пытаясь сдержать слезы.

Он поцеловал каждую, одну за другой.

— Да. Я люблю тебя, — прошептал он и коснулся губами моего лба, потом носа. От его нежности потекли новые слезы. — Боги, как же я тебя люблю, моя Элла.

— Ты не можешь меня любить, — вырвалось у меня. Слова уничтожили последние крохи надежды. — Не можешь.

— А я — люблю, — он взял мой подбородок между большим и указательным пальцем, глядя прямо в душу. — Люблю тебя дольше, чем ты вообще можешь представить.

— Если ты, — я набрала воздуха, заставив голос звучать тверже, — если ты любишь меня, тогда выполни мою волю. Прежде чем я уйду в эти Пещеры и превращусь в то, что они хотят от меня. Если тебе правда не все равно, Гэвин, сделай хотя бы это одно, чего я прошу.

В его взгляде вспыхнули сострадание