Проклятие Айсмора - Ольга Зима

— Это же прекрасно! — словно очнулась Гейра. — Но…

— У вас все иначе! Принято мастерить из рук вон, чтобы хватило ненадолго! Головой не думают, что та же плохо сделанная табуретка может сломаться и причинить вред.

Табуретка была упомянута Гарриком не случайно. Это, можно сказать, был один из символов Айсмора. На табуретках сидели в жару под полотняными навесами, их выставляли за двери лавочники, проводя на них немало времени, на них чистили рыбу веселые рыбачки, даже на рынках часть продавцов торговала, сидя на табуретках. Широкие длинные скамьи подходили только для ратуши или для главной площади. Где собирались трое, там появлялись чай и табуретки. Они были всюду, и выражение: «Ты еще со своей табуреткой приди», стало нарицательным.

— Это и правда нехорошо, — слабым эхом отозвалась Гейра, опять, похоже, задумавшаяся о своем. О чем-то невеселом, судя по прикушенной нижней губе.

— Ну вот. А когда мой начальник обвинил меня… — бывший стражник собрался с духом, стараясь сделать свой голос как можно более равнодушным, но получалось все одно сердито, — не в чем-либо, не в плохой работе, а в растранжиривании денег! Я ушел сам. Материал, мол, я мог и похуже брать, заказчик бы не заметил! Заплачено за добрую липу, а я, вишь ты, нахал этакий, из неё и сделал! А надо было сорт взять похуже, с сучками, или вовсе ольху подсунуть. Сунулся в Гильдию… Эх, — махнул он рукой беззлобно. — Не вышло из меня настоящего плотника! Не могу я так. Работу надо делать хорошо или не делать вовсе. Наработался вдосталь, нахлебался упреков от водных… Ладно, рассчитались, хоть и не полностью.

— Гаррик, ты очень хороший, — тихо сказала Гейра, отчего-то не поднимая головы. Букетик ирисов крутился в пальцах, словно наскучивший или позабытый. Он не знал, что хуже. — Тебе будет трудно жить, но ты все делаешь правильно. Так правильно, что…

— Похож на безумца? — поторопился закончить за неё Гаррик, чтобы только не услышать подобных слов из этих уст. Миру за ними следовало оставаться нетронутым, как в песнях, пусть даже Гейра его не полюбит.

— Похож на настоящего человека.

Не успел Гаррик подумать, что Гейра все же хорошо к нему относится, раз так беспочвенно хвалит, но тут она неуловимо быстро оказалась рядом, прижалась губами — и он ощутил вкус вишни. Так же быстро отстранилась.

— Смотри мы где!

— Я!.. — он чуть не дал петуха, но успел оборвать себя. — Я не специально, честно! — Гаррик покраснел аж до корней волос.

Они находились под тем самым Кружевным мостом, куда влюбленные парочки привязывают платочки и полоски материи. Проезжая под ним, положено было целоваться.

Но Гейра не рассердилась. Наоборот.

— Гаррик, — она жестом фокусника вытащила платок из рукава, необычный — весь в дырочках, но очень красивый. — Привязывай!

— Ты не против⁈ — все треволнения с плотницким ремеслом отступили так далеко, что Гаррик бы не поверил в это пять минут назад, а теперь их вытеснили мост, поцелуй, платок и Гейра.

Гаррик, торопливо поднялся (пока Гейра не передумала) так, что лодка чуть было не хлебнула воды, накрепко привязал к нижнему краю платок, чтобы и не думал отвязываться.

Платок с победным видом заполоскался на ветру.

— Эй, ты! — крикнули с моста. — Ты, лопоухий! Хватай свою бабу за…

За что Гаррику предложили хватать Гейру, тот решил не дослушивать. Схватил надкушенное яблоко и запустил наглецу в лоб. Тот исчез с проклятием, не договорив.

— Гейра, прости, пожалуйста!

Та лишь улыбнулась в ответ. Потом сказала совершенно спокойно:

— Таких всегда полно. Не стоило обращать внимания! — досадливо повела плечиком, хотя он видел, ей приятно. — И тебе не нужно просить прощения за весь город.

Гаррик направил лодку в объезд, так было проще попасть к дому Гейры, подъехав к соседнему с ним каналу.

И сразу пожалел о своей идее. Потому, как только они въехали в Нижний, их с Гейрой лодку атаковали горожане, взглядами, советами и предложениями. Каждый норовил вставить свой медяк:

— Ну надо ж, любовь зла, и чернявая парня нашла! — радовались за Гейру одни.

Не успевал Гаррик повернуть голову — это кто там такой жалостливый выискался? — как слышал выкрик с другой стороны канала:

— А парень-то светленький, жаль его!

Гаррик краснел от смущения, досады и желания намылить сочувствующим шею, подобно зловещему первому помощнику винира — в ближайшем канале, желательно, особо засоренном, а Гейра хохотала над ним, совершенно не тушуясь от всеобщего недоброжелательного внимания.

Наконец две старушенции, что гребли в одной лодке (Гаррику издалека казалось, что гребли они вдобавок в разные стороны), бросили весла и уставились на них, начав обсуждать:

— Ох, черненькая какая! — проводила пружинки взглядом с прищуром. — Не зря, ой не зря у моей дочери бок давеча тянуло, знала, что не к добру!

— Да раньше все буквально черными были! — тут же оживилась вторая. — Поголовно! — решительно махнула, очерчивая примерно полгорода.

— Это когда это? — взвилась и подскочила первая, качнув лодку и чуть не упустив весло. — Когда⁈

— Да во время великого пожара. Одна вон головешка осталась!

Указующее весло поднялось, но тут же было перехвачено другим. Теперь Гаррик понимал, отчего лодка старушек никуда не двигалась — не только весел, но и единственно правильных мнений тут было ровно два.

— Нет, не одна, еще черный, ну, этот!.. — на последнем слове старушка, подняв руки к небесам, скорчила жуткую рожу.

Ответило ей не небо молнией, а ее напарница.

— Какой такой черный?.. Так ты про Бэрра⁈ Да вовсе не черный! Опять ты, плотва безмозглая, за старое взялась!

Гаррик плеснул веслом посильнее, уплывая от говорливых женщин. Ну не драться же с ними? Они и между собой прекрасно подерутся.

Гейра молчала всю оставшуюся дорогу по Нижнему, и Гаррик уже решил было, что чем-то огорчил ее.

Привязал лодку у причала. Затем, немного не дойдя до дома Гейры, заскочил в соседнюю мелкую лавочку.

Вышел оттуда, неся за спиной табуретку. Заказ был большой, одну он сделал про запас, и это тоже послужило поводом для недовольства. Вернее, поводом послужило то, что он отдал деньги за дерево, которое взял себе, и вернул скидку со всей партии. Теперь на него еще