Следующая цель – твое сердце - Нетта Хайд

– Отпусти ее, – за последние двадцать четыре часа это первые слова, адресованные мне Хантером.

– Привяжи свою собаку к ноге, а то, кажется, у нее бешенство. Мне не нужны уколы в живот, хотя усыпить ее не помешало бы.

– Что ты сказала, дрянь?! – обращается ко мне эта ненаглядная особь и снова пытается дернуться, но я сильнее задираю ее руку, чтобы боль плескалась по всему телу, пронзая ее насквозь. Еще чуть-чуть выше, и ей не придется беспокоиться о шопинге – очередь к травматологу станет ее новой реальностью.

– Я сказал: отпусти ее, Галатея! – Хантер произносит это с таким напряжением в голосе. Наши взгляды встречаются, и я тихо смеюсь, ощущая капли яда в каждом вдохе, прежде чем медленно поднять руки в знак капитуляции и отпустить ее.

– Не волнуйся, я найду для кого снять это платье. Например, для Коннала. Ты ведь не против, да? Сегодня ночью заскочу к тебе, – яркая улыбка не сходит с моего лица, пока я говорю это, глядя в глаза Хантера. Справа слышится звук кашля моего надзирателя.

А затем я плавно разворачиваюсь, специально цепляя волосами, завязанными в хвост, лицо Хантера, и захожу обратно в примерочную. Взгляд в зеркало отражает не ту девушку, которую я хочу видеть.

Он выбрал ее. Вернулся к ней. Все, что между нами было в Греции – мой самообман, просто иллюзия, которую я сама себе создала.

Я, идиотка, которая играла им, но понесла поражение в собственной игре. Но, судя по всему, играла не я одна.

Со злобой стянув платье, я переодеваюсь в свою одежду, не имея больше никакого настроения выбирать наряд. Выхожу, замечая боковым зрением Беатрис, которая вешается на шею Хантера и делает очередное селфи. Какая мерзость…

– Вы выбрали платье? – невинно спрашивает девушка-консультант, которая и подложила мне это «змеиное» платье.

– Да, вот это, – равнодушно указываю на ближайшее платье, которое так и не успела примерить и оценить то, как оно сидит на мне. Мне все равно. Мне плевать, как я буду выглядеть среди всех этих «шишек».

Заехав в дом врага, я сообщаю Джеймсу, что выполнила его поручение «блистать» на вечере в роскошном платье и прошу отлучиться на час.

Он без каких-либо вопросов отпускает меня, говоря, что я могу делать все, что хочу. Ох, если бы я могла делать все, что хочу, – я бы давно пустила пулю в его лоб. Но терпеливо жду дня, когда смогу посмотреть на то, как он падет к моим ногам, чтобы вымаливать прощение и пощаду. А пока что подождем и насладимся тем, что имеем.

Подъехав к дому Эвелин, я вхожу без стука и застаю тетю, сидящую на диване с бокалом вина. К слову, Эвелин Хилл не пьет от слова совсем.

– Снежинка, – слегка улыбается мне, отпивая красное полусладкое, судя по этикетке на бутылке.

– Эви. – Я подбегаю к ней и присаживаюсь рядом. – Ты решила пойти по моим стопам? Предупреждаю: то, что ты сейчас пьешь через пару часов захочет выбраться наружу через верхние пути. Так что дай сюда эту «вкусную» штуку и рассказывай мне все.

–Что рассказывать, дорогая? – она смотрит на меня полустеклянным и полупустым взглядом, но бокал не отдает.

– Эви, мне главврач кое-что сообщил…

– Что сообщил? – На ее лице нет ни единого намека на тревогу, она, видимо, настолько «расслаблена», что не в состоянии даже реагировать на внешние факторы, как делает это обычно.

– То, что ты делаешь, как только выходишь из палаты Диаза и то, к чему это может привести.

– Милая, он преувеличивает, – она снова растягивает губы в ненастоящей улыбке. – Со мной все в порядке.

– Эви, – я беру ее за руку и решаю начать разговор, который должен был произойти. – Ты как никто другой знаешь насколько сильна связь между мамой и ребенком. Каждый раз, когда ты чувствуешь боль, ее ощущает и Диаз. Ты думаешь, он не замечает твоих слез, когда ты пытаешься скрыть их за наигранной улыбкой? Он все понимает. Он не глупый у нас.

Она смотрит на меня, глаза широко распахнуты, полные ужаса, как будто я приговорила ее к чему-то мучительному и неизбежному.

– Тея, я…– она прерывается, еле сдерживая рыдания. Бокал падает из ее рук, разливая содержимое на ковер. Она закрывает лицо руками, медленно опускаясь с дивана на пол, отчаянно пытаясь остановить слезы, которые уже вовсю льются потоком. – Я боюсь… Каждый раз, когда я выхожу из палаты, я боюсь, что завтра его там уже не будет. Мне страшно. Страшно по-настоящему.

– Эви, я знаю, – я опускаюсь следом за ней и крепко обнимаю за плечи, позволяя ей выплакать все слезы из глаз и боль из ее израненной души.

– Я не могу ничего с собой сделать, – ее голос становится хриплым от плача. – Я пью успокоительные, но они уже не помогают. Сейчас я даже прибегла к алкоголю, надеясь, что он все притупит, но ничего, кроме легкой туманности. Плохие мысли никуда не уходят, они живут внутри меня, отравляют меня, медленно растекаясь по венам прямо к сердцу. Я не хочу его терять. Почему все так? Почему все так сложилось? – ее слезы как огонь, жгучие, горячие, обжигают мою грудь.

– Эви, – я сдерживаю свои собственные слезы, гладя ее по спине в попытках хоть как-то утешить.

– Что мне делать, Тея?

– К сожалению, от тебя ничего не зависит… – сообщаю страшный факт, который она и сама знает, но пытается отрицать. – Максимум, что ты сейчас можешь сделать – это показать Диазу, насколько сильно ты его любишь. Проводить с ним каждую минуту, не думая о том, что время когда-то закончится. Просто быть с ним.

– Мне страшно, Тея. Я не смогу без него жить. Это невозможно.

– Мне тоже страшно, Эви. Диаз для меня не просто мальчик, которого я знаю с одиннадцати лет. Он для меня как младший братик, которого я обрела благодаря тебе, – открываю ей свои чувства, которые испытываю к ее сыну. – Но подумай, хочет ли Диаз, чтобы ты жила в таком страхе? Хочет ли он такого будущего для тебя? Ты должна жить, Эви. Ради него, за него и для него. Он будет с тобой всегда, не только в сердце, но и в голове. Пожалуйста, прошу тебя, Эви, отключи разрушительные мысли… – всматриваюсь в ее глаза, которые уже настолько сильно красные, что это причиняет невыносимую боль. – Диаз попросил меня об услуге, и я хотела бы, чтобы