Рапунцель в волчьей стае - Любовь Сергеевна Черникова

Интересно, когда это у нас стали так обращаться к людям? Да хоть бы и к оборотням!

— Вера, идем, — окликнул меня преувеличенно серьезно бритый.

— Илона, вам лучше вернуться к себе, если не хотите неприятностей, — позвал один из оборотней маму.

Она как-то вся напряглась и, нехотя выпустив меня из объятий, побрела к дому, обхватив себя руками. Выглядела мама бледной и осунувшейся. Я всерьез испугалась за ее здоровье.

Неодобрительно зыркнув на толпу бестолку топтавшихся бугаев, бросилась вперед и, подхватив шаль, набросила маме на плечи.

— С тобой все в порядке? — спросила с тревогой. — Отец… он…

Я не знала, как сформулировать вопрос. Что если он уже причинил ей какой-то непоправимый вред? От одной мысли об этом у меня закружилась голова.

— Все хорошо. Он меня не обижал. Только запугивал. — Мама слабо улыбнулась. — Поторопись. Эрик ненавидит ждать. И не перечь ему ради бога.

Она неодобрительно качнула головой, словно говоря, что мне не стоило приезжать вовсе.

— Госпожа Илона, вы же знаете, что вам нельзя выходить в это время. Позвольте, я вас провожу в вашу комнату, — настойчиво напомнил все тот же оборотень.

Какие-то они тут безликие, словно куклы… Похоже, дома Эрика Бергмана — самая настоящая тюрьма в элитных декорациях. При чем как для узников, так и для их охранников. Кошмар какой-то!

Мама тоскливо посмотрела на меня и поплелась за оборотнем, ежась на морозе. Кивнув ей, я решительно зашагала следом за своим провожатым. Бритый, имени которого я до сих пор не удосужилась узнать, нес в руках ту самую сумку, которую собрал вроде как для меня в дорогу. Я отметила, что он словно боится с ней расстаться и все время держит при себе.

Все охранники за нами не потащились, а остались снаружи. Только один, который повел маму наверх вошел в дом, да еще мы с бритым, к которому я уже даже немного привыкла.

— Он совсем тиран ушибленный? — спросила я тихонько, когда мы остались одни и обогнули справа большую центральную лестницу.

Зыркнув по сторонам, мой провожатый едва заметно кивнул. Удивительно, но это молчаливое согласие немного придало мне сил, хоть и напугало.

Мы остановились перед какой-то дверью, и бритый постучал.

— Войдите! — раздался уже знакомый мне голос, чуть приглушенный дверной перегородкой.

Бритый толкнул дверь и остановился, пропуская меня вперед.

Мужчина в пиджаке и галстуке, сидевший за столом, без сомнений был моим отцом. Мне кажется, я взяла от него даже больше, чем хотела. Тот же нос, скулы. Даже цвет глаз и волос у нас были похожи. Вот только для мужчины он был каким-то излишне утонченным и скользким. И неприятным. Именно такое впечатление произвел на меня Эрик Бергман.

В остальном он мало чем отличался от прочих оборотней: бугрящиеся мускулы, высокий рост, звериная харизма. Но, к примеру и отец Яра, и Савва и даже Никодим. Да что уж! Даже бритый, казался мне куда менее неприятным. Эрик Бергман мне не нравился. А сейчас, когда мы встретились лицом к лицу — еще больше, чем раньше.

— Почему в таком виде? — спросил он вместо приветствия и поднялся из-за стола.

— Мы только что прибыли, альфа, — смиренно ответил бритый, опустив взгляд.

Удивительно, но мне стало за него немного обидно.

Тем временем отец плавным движением скользнул ко мне и, остановившись в метре, принялся хмуро разглядывать. Судя по брезгливому выражению лица, ему не нравилось то, что он видел. Он недовольно зыркнул на бритого, и тот заметно заволновался. Даже бисеринки пота выступили на висках.

Да что происходит-то?

— Сними шапку. — Приказ прозвучал сухо, точно выстрел.

Я, немея от страха, стащила головной убор.

— Что это? — прошипел отец, а затем перевел взгляд на бритого.

Удара я не заметила. Слишком быстро двигался отец. Так быстро, что мне показалось, он просто переместился сразу в конец кабинета. Мой провожатый отлетел к стене, из разбитой губы струилась кровь. Но он даже не подумал подняться. Так и замер, сидя на полу, с погасшим взглядом.

— Прекратите! — едва слышно прошептала я. — Он же не знал! Как вам не стыдно!

Меня колотило от страха и негодования. И здесь я должна буду жить?

— Ты будешь меня учить? — удивился отец.

Меня так возмутило его поведение, что я тоже перешла на ты.

— Ты впервые меня видишь! Хоть бы попробовал произвести достойное впечатление! — повысила я голос, окончательно потеряв берега. — Нет, ты запугал меня и маму до полусмерти. Начал общение с угроз. Шантажом выманил из безопасного места. Просто отец года! — Я уставилась на него с презрением.

Бритый удивленно поднял голову и посмотрел на меня, как на сумасшедшую. Поздравляю, Вера, похоже, он видит в тебе самоубийцу.

Альфа питерской стаи аж побагровел от гнева. Рванув галстук вместе с воротником, прошипел:

— Как ты смеешь так со мной разговаривать, девка? Кто разрешал тебе стричь волосы?

— Я совершеннолетняя. Мне не требуется разрешение родителей, чтобы посещать парикмахерскую.

Возможно, я сейчас забивала гвоздь за гвоздем в крышку собственного гроба, но ненависть и ярость слишком долго копились во мне, и теперь бесконтрольно выплескивались наружу. Даже если бы я хотела, была не в силах остановиться.

— Ты понимаешь, что я могу тебя убить одним движением? — вкрадчиво поинтересовался отец.

— Невелика доблесть с такими-то мускулами, — снова огрызнулась я.

На миг мне почудилось, что это и правда последние мгновения моей жизни. Но я словно не принадлежала себе. Мне казалось, что вокруг меня образовался плотный воздушный кокон, который помогает мне все еще стоять на ногах, но одновременно сжимает грудь, лишая дыхания.

Бритый, который все еще прикидывался ветошью, вылупил и без того лупатые глаза. То ли пытался не заржать, то ли просто был удивлен до крайности.

— А ты, оказывается бесстрашная! Или просто глупая? — Отец неожиданно улыбнулся, и в этой улыбке мне почудился звериный оскал. Хотя не почудился, его клыки и правда выглядели больше, чем у обычных людей. — Характер у тебя есть, но я знаю, как тебя укротить. Подумай о своей матери, девочка.

— А ты подумай о том, что будет, если ты ее хоть пальцем тронешь.

Отец даже брови приподнял.

— Ты мне угрожаешь?!

— Я — вила. Помни об этом, альфа. Иначе недолго тебе им оставаться, — последнее я прошипела со