Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

Черт.

― Я кое-что видела в твоем городе, ― умудряюсь пролепетать я ― совсем не то, что собиралась сказать, но разговор пошел в опасном направлении. Его вторая бровь взлетает вверх.

― И что же?

― Не то, что я ожидала.

Улыбка подрагивает в уголке его рта, и от нее мне хочется поерзать на стуле представляя его лицо между моих бедер, прямо здесь, на этом столе, чтобы все слышали, как я кричу.

― Ты делаешь мне комплимент, заключенная семьдесят три?

― Не забивай себе этим голову.

― Именно это я и сделаю, ― отвечает он, а я закатываю глаза и тянусь за свежей кружкой медовухи, которую, должно быть, Пирок сказал ему, что я просила, прежде чем скормить меня этому воплощенному саберсайту ― не заслуживающему доверия засранцу. Я как раз обхватываю кружку пальцами, когда Каан протягивает руку.

Перехватывает мою.

Прижимает ее к столу.

Еще одно стремительное движение ― и мусат оказывается у стержня, а камень ― в его второй руке, и он начинает постукивать по нему точными, аккуратными ударами, от которых в заведении воцаряется тишина.

Мои брови поднимаются, и я представляю, как все смотрят в сторону нашей закрытой шторами кабинки, когда стержень выскальзывает.

Каан откладывает инструменты, а я отдергиваю руку, снимаю железку и бросаю ее в окно, наблюдая, как она с плеском тонет в Лоффе. Я закрываю глаза и потираю запястье, затягивая мысленную звуковую ловушку на все остальные звуки, которые я не желаю слышать прямо сейчас.

Возможно, никогда.

Улыбка расцветает на моих губах, когда я наслаждаюсь мелодичным смехом Клод…

С возвращением, сумасшедшая сучка.

― Ужасно доверчиво с твоей стороны.

― Я доверяю своему народу, и я на восемьдесят процентов уверен, что ты не убьешь меня теперь, когда я дважды спас тебе жизнь.

Мои глаза распахиваются, улыбка исчезает, когда я смотрю в его напряженные, пылающие глаза.

― Зависит от обстоятельств.

― Каких?

Я беру свою кружку с медовухой и прижимаю ее к груди.

― Твое королевство может быть благоденствующим и полным улыбающихся, счастливых фейри, но я сомневаюсь, что ты жил при правлении твоего брата. Ты причастен к тому, что он похищает детей у их Мах в нежном девятилетнем возрасте? ― спрашиваю я, склонив голову набок.

Из его глаз уходит весь огонь, оставляя холодные, покрытые сажей угли.

― Шепот силы ― и их тут же отбирают у кричащих родителей и оставляют взамен ведро с кровавым драконьим камнем. Призывают на военную службу. Отвозят в Дрелгад, где они учатся произносить убийственные слова, практикуясь на маленьких пушистых существах. Вырывая из сердца ребенка ту нежную часть, которую невозможно заменить, превращая их в настоящих, измученных монстров.

― Рейв…

― Знаешь ли ты, ― говорю я, указывая на клип, который я проделала сама в раковине собственного уха, ― что детей, подтвержденных как пустых, помечают насильно? Это становится знаком для стервятников, которые нацеливаются на них, заманивая в ямы для битв в Подземном городе пустыми обещаниями достаточного количества кровавого камня, чтобы прокормить их семьи. В противном случае они вынуждены просто выживать в Подземном городе. Где воздух слишком тяжелый. Где нет солнца, и каждый сон ― это лотерея, проснешься ты или нет, обездвиженный тихим хьюлингом, сидящим на твоей груди и нежно высасывающим твой мозг через ноздри.

Налетает порыв ветра, превращаясь в яростный вихрь, который треплет занавеску, и Клод вторит моему гневу пронзительной песней, состоящей из резких слов и пронзительных визгов.

― Или еще хуже, ― рычу я, словно раскат грома, ― какой-нибудь злобный, сильный ублюдок может позволить себе заняться развратом в темноте, где гибнет невинность, ― и все потому, что твой дорогой брат заботится только о своей многочисленной, мощной армии и о том, сколько очарованных молтенмау у него в военном вольере.

Я поднимаю медовуху и осушаю половину кружки тремя большими глотками, вытирая рот тыльной стороной руки.

― Если ты замешан в этом, ― говорю я, пока ветер треплет мои волосы, превращая их в черные щупальца, закрывающие свет, ― тогда да, я найду в себе мужество убить тебя, несмотря на твой счастливый город, эту странную химию между нами и тот факт, что ты дважды спас мне жизнь.

Мы не отрываем глаз друг от друга, пока воздух продолжает бороться с нашей атмосферой, тишина становится плотнее воды. Настолько, что мне кажется, что заведение, возможно, внезапно опустело.

― Эта странная химия, говоришь? ― спрашивает он, и его пристальный взгляд прожигает дыру в моей душе, отчего становится трудно дышать.

Я пожимаю плечами.

Он протягивает руку через стол, и наши пальцы соприкасаются, когда он берет мою кружку. Я отпускаю руку, и он подносит ее к губам с противоположного края, изучая меня поверх ободка.

Его кадык дергается.

Снова.

И снова.

Он с тяжелым стуком опускает ее на стол.

― Потребовалось много фаз, чтобы взять под контроль Пекло и создать армию, почти достаточно сильную, чтобы соперничать с моими братьями, которые уже глубоко вонзили свои когти в каменный и обсидиановый троны к тому времени, когда я нашел стимул взять бронзу. Война с Кадоком или Тиротом будет катастрофической, но это лишь вопрос времени. Мои братья заслуживают такой же милости, какую получил мой Пах, и она будет оказана, ― говорит он хриплым голосом, от которого у меня по коже бегут мурашки. ― Но это дорого обойдется.

Воцаряется молчание, пока я обдумываю его слова.

― Ты же не имеешь в виду золото…

― Я имею в виду невинных, ― рычит он, и моя кровь превращается в лед.

― Найди наемного убийцу. Устрани их тихо, без показательного свержения. Я сделаю это добровольно. С радостью. Даже бесплатно.

А потом станцую на их поганых трупах.

Челюсть Каана пульсирует, между бровей пролегает глубокая складка.

― В нашей культуре такая победа не считается достойной. Битва ведется либо с применением грубой силы, либо между двумя Оа на поле боя, очищенном от сил стихий, ― но мои братья никогда не согласятся на это. С тех пор как мы с Райганом стали Дага-Мурком.

Мои глаза расширяются, брови поднимаются, а сердце пропускает удар.

Еще один.

Это объясняет вельд.

Силу.

― Ты…

― Самое главное, ― перебивает он, ― у них крепкий, устойчивый союз, созданный в утробе матери, который незыблем. Смертельно опасен…

Я слышу безмолвное послание, содержащееся в этом заявлении. Попытка напасть на одно из королевств означает войну с