Буря магии и пепла - Майрена Руис

меня учил. Я ощущала запах его одеколона и прикосновение его груди к моей спине. Через несколько мгновений я даже почувствовал исходившее от него спокойствие.

– Тебе нравится кататься верхом, – сказала я, не спрашивая, желая отвлечься.

– А тебе нет?

Я пожала плечами:

– Я предпочитаю поезд. Я путешествую только в Олмос и в Нирвану, а в Нирване меня всегда забирают на карете.

– Если бы у тебя была собственная лошадь, ты бы ездила чаще. Тебе бы больше это нравилось.

– Может быть. Но мне кажется, содержать собственную лошадь – пустая трата денег, если я никуда на ней не езжу.

– Иногда дело больше в самом процессе езды, а не в пункте назначения. Я часто встречаюсь с Джеймсом. – Помолчав секунду, он добавил: – С Мактавишем.

Я улыбнулась:

– Я поняла, о ком ты, успокойся. Вы очень дружны, не так ли?

– Джеймс… важный человек в моей жизни.

Что-то в его тоне заставило меня подумать об Итане и Ное, и почему-то я не смогла сдержать своего любопытства.

– Вы, э-э… Я имею в виду, ты и Джеймс… Вы это самое или?..

Я почувствовала смех Лютера на своей спине, и его дыхание коснулось моего уха.

– Прости, я знаю, что это не мое дело, – быстро сказала я. – Просто мужчина-северянин твоего возраста, неженатый и все такое – это странно. Поэтому ты и оказался при дворе один, не так ли? Потому, что ты не женат.

На его руках, державших поводья, не было ни одного кольца, хотя не все их носили. В любом случае было глупо поднимать эту тему, ведь речь шла о чем-то настолько личном.

– Я женат… уже пятнадцать лет, – ответил он, сам удивляясь этому. – Я думал, ты знаешь.

Я потеряла дар речи, когда поняла, сколько часов мы провели вместе и как мало я о нем на самом деле знаю.

– Это был брак по расчету, как и многие в то время. Агата – одна из моих близких подруг, но мы не живем вместе. Она работает на Севере и не хочет возвращаться во дворец.

– У вас есть дети?

– Нет. Мы давно обсуждаем развод, хотя сейчас, похоже, не самое подходящее время.

Я ничего не говорила, и Лютер продолжал заполнять тишину:

– Мы поженились очень молодыми, во время войны, и тогда было не до детей. Мы ждали, пока ситуация нормализуется, но к тому моменту уже поняли, что между нами нет ничего, кроме дружбы. Годы шли, и… В конце концов, для скандала никогда не бывает подходящего времени.

Лютер неожиданно расхохотался:

– Прости, я никогда не рассказывал об этом, не знаю почему…

– Все в порядке. Странно проводить так много времени вместе и ничего не знать о твоей жизни.

Через несколько мгновений Лютер прошептал:

– Что еще ты хочешь знать?

Я колебалась, чувствуя, как его сердце бьется у меня за спиной, сливаясь с моим. И я сама не поняла, как спросила:

– Почему ты был изгнан после войны? Что ты сотворил?

Лютер долго молчал, и на секунду я подумала, что он больше не ответит.

– Я присоединился к армии Микке, – сказал он тихо, как будто кто-то мог нас услышать. – Я тренировался у ее советников и участвовал в нескольких рейдах.

– Ты знал… мою тетю? – спросила я таким же тихим голосом.

– Андреа, – ответил он мне. – Да, мы с ней познакомились в те времена.

– Какой она была?

– Жесткая. Очень жесткая. Храбрая. Решительная. Полностью преданная своему делу, как и Микке.

Какое-то время мы ехали молча.

– Почему ты говоришь о ней в прошедшем времени? – внезапно спросил меня Лютер. – Ты же знаешь, что она на Острове, с остальными.

– Я понимаю, просто… Не знаю, мне трудно представить, как она сейчас там, продолжает жить дальше.

– Не уверен, можно ли считать изгнание на Остров жизнью… С круглосуточной охраной, в ледяной крепости, до горизонта окруженной бесплодными землями. И это благодарность, которую им выразили за спасение всех нас, за избавление от бесчисленных лет войн и страданий.

Мне хотелось что-то сказать, но руки Лютера, обнимавшие меня, и его запах на моей коже мешали собраться с силами и возразить, поэтому я замолчала и мы закончили путь в тишине.

Я даже не спросила его, для чего он использовал темную магию и почему не смог вылечить меня. Я чувствовала себя настолько спокойно, что меня это уже едва ли волновало. Вместо разговоров я позволила себе подчиниться покачиванию лошади, пока не увидела силуэт Ионы у входа в конюшню.

– Я как раз собирался ехать искать тебя, Айлин, – сказал он, забирая у Лютера поводья, когда мы подъехали. – Твоя кобыла давно вернулась.

– Не шевелись, – приказал мне Лютер, взявшись за ручку седла, чтобы слезть с лошади.

Он перекинул ногу и легко опустился. От этого движения я ощутила холод конца лета и сильно вздрогнула. Кроме того, моя лодыжка болезненно пульсировала.

Прежде чем Лютер смог предложить мне помощь, Иона обхватил меня за талию, просунув руку под мое колено, и спустил с лошади. Я сделала странный поворот, чтобы не наступать на раненую ногу, и Иона понял, что произошло. Бросив на Лютера презрительный взгляд, он присел, и, как только положил руки мне на лодыжку, боль утихла.

– Я все равно отведу тебя к целителю, – сказал он мне, не обращая внимания на Лютера, который все еще стоял рядом с нами. – Элена позаботится о вашей лошади, сеньор Мур.

Иона обнял меня за плечи и повел к замку, не дав возможности сказать ни слова.

* * *

Лазарет занимал отдельное крыло в самой новой части замка, построенной всего несколькими годами ранее. Большие люки и мансардные окна освещали все вокруг, а толстые стекла изолировали комнаты от холода с улицы. Стены были оштукатурены и выкрашены в белый цвет; все поверхности выглядели чисто и аккуратно. И в воздухе ощущалось стойкое и неестественное отсутствие запаха. Там не пахло чистотой, не пахло лекарствами или болезнью. Там вообще ничем не пахло. Я предпочитала проводить здесь как можно меньше времени.

Целитель, огромный мужчина с густой черной бородой по имени Ностра, отвел меня вглубь главного зала, где стоял его письменный стол, и велел мне сесть на одну из кушеток. Едва взглянув на меня, он ушел искать мазь. Я осторожно сняла ботинок и расстегнула рубашку, хотя и не сняла ее. Я слышала, как Ностра роется в своих банках в соседней комнате и как кто-то бормочет с соседней кровати, окруженной балдахином. А вместе со звуком возникло странное ощущение чужой магии. Прежде чем я поняла, что делаю, я встала, прижимая рубашку к телу, и подошла посмотреть, что происходит.

На кровати, дрожа и съежившись, лежала женщина, одетая лишь в ночную рубашку, которая не скрывала покрывавших ее кожу язв. Были видны выступающие кости, а худое лицо обрамляли пряди сухих ломких волос. Я задернула балдахин и, затаив дыхание, вернулась на кушетку до того, как показался Ностра.

То, что я почувствовала, была темная магия, полностью окружившая ее. Я понимала, что происходит: порой люди умирали, используя слишком много темной магии, поскольку их тела были не способны нормально восстанавливаться. Но я думала, такое случается только на Севере, в укромных и далеких местах, а не в Роуэне.

Я провела рукой по распущенным волосам, мне нечего было скрывать.

– Ты в порядке, Айлин?

Я подняла взгляд на Ностру, стоявшего рядом со мной:

– Да.

Он кивнул и принялся залечивать порезы на моей спине, а после парой жестов стер остальные рубцы. Затем он осмотрел лодыжку и дал мне зелье на случай, если я почувствую боль в течение дня. Поблагодарив его, я вышла из лазарета и увидела, что в коридоре кто-то сидит.

Это был Лютер.

– Айлин, – сказал он, подходя ко мне. – Я хотел убедиться, что ты в порядке.

– Ничего, пустяки.

Лютер кивнул и осмотрел меня с ног до головы, как бы убеждаясь в моих словах.

– Э-э… рубашка… – начала я.

– Оставь ее себе, – прервал он меня. – Тебе идет синий.

И ушел, не дожидаясь моей реакции.

Я направилась прямиком в свою комнату, чтобы принять душ и смыть остатки грязи и крови, которые все еще покрывали мое тело. Затем