Музыка и музыканты - Галина Яковлевна Левашева

пожалуй, более взволнованно, более романтично, и сюжет более захватывающий. Может быть, некоторые сейчас вспомнили, что слышали еще и баллады-песни, например, «Лесной царь» Шуберта, на текст великого немецкого поэта Гёте. Или «Ночной смотр» Глинки. Помните, как начинается баллада «Лесной царь»?

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?

Ездок запоздалый, с ним сын молодой...

С самого начала баллады, с первого ее тревожного вопроса вы чувствуете напряженный ритм скачки, волнение и почти страх. Об этом же рассказывает и музыка Шуберта — порывистая, смятенная мелодия и ритмически четкий аккомпанемент — тревожная скачка.

Но эту музыкальную балладу о страшном лесном царе и его прекрасных дочерях, которые чудятся в бреду больному, умирающему ребенку, рассказывает словами певец.

А сейчас вам предлагают послушать балладу Шопена, но на сцене по-прежнему только пианист за роялем и больше никого нет. Кто же будет петь? Кто будет рассказывать балладу?

Только рояль.

Существует предположение, что на создание этой баллады Шопена вдохновила поэма польского поэта Адама Мицкевича «Конрад Валленрод», в которой рассказывается о борьбе литовского народа против тевтонов и о литовском герое, по имени которого названа поэма. Но это только предположение, и это все, что я могу вам рассказать помимо музыки. А теперь слушайте.

... Медленно и почти спокойно начинается вступление к балладе. И все же в неторопливом и ровном движении музыки чувствуется особая поэтическая приподнятость, словно кто-то выразительно читает красивые, возвышенные стихи. Такие вступления встречаются часто и в балладах литературных.

... Аккорд, взятый словно на арфе, — ноты, составляющие аккорд, звучат не одновременно, а как бы переливаются одна в другую — и вы чувствуете, что вступление кончилось.

Появляется тихая и немного грустная мелодия. Грустной она кажется нам еще и потому, что в ней слышатся как бы легкие вздохи. Пульсирующий ритм таких же тихих аккордов создает ощущение неясного беспокойства, тревоги... Это как воспоминания о чем-то хорошем, но далеком, позабытом. И волнуют эти неясные воспоминания, и чем-то радуют. И грустно, что это хорошее давно ушло, оставив в памяти только зыбкий, ускользающий след.

Мелодию-воспоминание сменила другая — нежная и грациозная. Пожалуй, она похожа на красивый, лирический вальс... впрочем, нет, это даже не вальс, а скорее мазурка[10], но только мелодия более напевная и одухотворенная, чем просто танец.

... Отзвучала пленительная музыка, и мы снова слышим знакомую тему начала. Только теперь она звучит совсем иначе, словно музыка рассказывает нам о чем-то очень тревожном; и этот рассказ продолжает вторая музыкальная тема. Она тоже изменилась — теперь ее не сразу узнаешь. В мощных героически-звучных аккордах слышится радость победы.

Начинается легкий и прозрачный вальс — но сразу же музыка вновь становится напряженной и драматичной — возвращается первая тема, которая гонит прочь счастье и радость. Стремительный бег пассажей... и в ответ мрачные аккорды в басу. В этом пламенном и бурном вихре промелькнули интонации первой темы, но настоящий шквал музыки обрушивается на нас; в нем уже не слышно ни первой, тревожной, ни победной, светлой, второй музыкальных тем. Баллада окончена.

Конечно, невозможно, прослушав эту музыку, подробно рассказать, о чем она, какие именно события происходят в этой балладе. И все же, слушая ее, вы чувствуете — да, это баллада, романтическая повесть о каких-то событиях и о людях, мужественных и нежных, благородных и бесстрашных. Мы не знаем, кто эти люди, но понимаем их чувства, грустим и радуемся вместе с ними, волнуемся за них. И красота этой музыки трогает нас не меньше, чем самая замечательная поэзия.

Естественно, здесь труднее, чем в «Песне без слов», разобраться в музыкальных темах-образах. Их больше, они сложнее, они изменяются, становятся почти неузнаваемыми. Все это так. Ну и что же? «Мертвые души» тоже ведь труднее читать, чем близкие и понятные вам повести Гайдара.

Но о таких серьезных вещах мы подробнее поговорим в другой музыкальный вечер. А сейчас мы познакомимся еще с двумя произведениями Шопена.

Их названия, очевидно, совсем уже ничего вам не скажут: «Прелюдии». В переводе это значит «введение», «предисловие». В программе концерта указано: «Две прелюдии». Значит, два введения? К чему? Стоит ли исполнять предисловие, если за ним ничего не следует?

Дело в том, что когда-то, очень давно (опять мне приходится произносить эту фразу, но ничего не поделаешь, это действительно было очень давно), прелюдией назывался вступительный наигрыш на лютне перед началом песни. И так как лютнисты обычно сочиняли его тут же, каждый по-разному, то вскоре «прелюдировать» стало означать то же, что «импровизировать», то есть сочинять в процессе исполнения. Для хорошего музыканта это очень приятное занятие, поэтому прелюдировать стали и без песен. Просто для собственного удовольствия.

Правда, в большинстве своем прелюдии еще долгое время, даже после того, как перестали быть только вступлением к песне, обязательно чему-то предшествовали. Слышали вы что-нибудь о «Прелюдиях и фугах» Баха? Спросите у своих товарищей, которые учатся играть на рояле, — им очень хорошо знакомы эти произведения. Так вот, у Баха прелюдия — это небольшая музыкальная пьеса импровизационного характера перед сложной, построенной по строгим законам многоголосия фугой.

Шопен первый стал писать ничему не предшествующие прелюдии, и после него такие самостоятельные прелюдии стали писать и другие композиторы. Эта музыка почти всегда носит характер импровизации, то есть создается впечатление, что композитор сочинил ее сразу: сел и сыграл. Каждая из двух прелюдий Шопена, которые мы будем слушать, занимает меньше, чем полстранички, — совсем маленькие фортепьянные пьески[11]. Что можно сказать в таком коротеньком произведении?

Вы слышите музыку первой прелюдии и узнаете в ней изящную и грациозную мазурку. Словно какая-то милая девушка мимоходом, во время танца бросила кокетливую и ласковую фразу, потом, чуть изменив, повторила ее кому-то еще, улыбнулась так, что у всех сразу стало удивительно хорошо на душе, и упорхнула дальше. Вот и вся прелюдия. Две коротенькие музыкальные фразы, маленькая изящная картинка.

Прелюдия кончилась, и вы невольно улыбаетесь... Пауза... и началась вторая прелюдия. И сразу исчезла улыбка. У всех сидящих сейчас в зале, у всех без исключения.

... Рояль зазвучал скорбно и мрачно... Мерная поступь тяжелых мощных аккордов — траурный марш. Одна музыкальная фраза... Потом вторая, тише, немного мягче, женственнее... и снова повторяется вторая фраза, только теперь она уже звучит очень тихо и к концу совсем затихает. Кажется, что мимо нас в полном молчании со склоненными горестно головами прошла траурная процессия.

Две прелюдии, и два таких несовместимо разных настроения. Скажите мне,