Музыка и музыканты - Галина Яковлевна Левашева

Вторую тему начинает скрипка. Музыка более живая, чуть кокетливая, словно украшенная изящными орнаментами.

Эта тема так же песенна, как и первая. Та же мелодичность, то же обаяние. Вся музыка первой части наполнена ласковой радостью, светом. То одну, то другую тему поют голоса скрипок, альта, виолончели. Они звучат по отдельности, сливаются в дуэте, в трио... Но вот последний раз скрипка и виолончель пропели вторую тему — и вступает альт. Он как бы останавливает это грациозное движение музыки. Тема альта — словно сказанная кем-то фраза. Не спетая, а именно сказанная.

Еще раз промелькнули кусочки, отрывочки первой темы... и все кончилось. Удивительно жалко расставаться с этой прелестной музыкой!

Но начинается вторая часть, и мы уже в плену у новых музыкальных образов. Музыка шутливая, однако такая же изящная и нежная, как в первой части.

Шаловливо, словно подтанцовывая, бежит легкая живая мелодия. Ведет первая скрипка, остальные инструменты вплетают в этот легкий бег свои голоса.

Новый образ — чудесный вальс. Гибкая мелодия словно покачивается на волнах аккомпанемента, она движется более медленно, более плавно, чем первая. А первая, кажется, снова начинает свой шаловливый бег. Так и есть. Мы снова слышим первую тему, первую мелодию скерцо.

Скерцо — шутка. И действительно, вся музыка этой части — это милая и добрая шутка, светлая, радостная шалость. Так радуются и шутят только очень юные, очень чистые и хорошие люди. Исполнители опустили смычки, скерцо кончилось.

... Вторая скрипка и альт сыграли два вступительных аккорда аккомпанемента, и не успел еще отзвучать, затихнуть второй аккорд, как запел глубокий, густой, как цвет черного бархата, голос виолончели.

... Медленно плывет над залом мелодия, полная какой-то особой «ночной» красоты. Она так прекрасна, что мы забываем обо всем, что слышали и чем только что наслаждались. Такая музыка покоряет сразу же. В этой мелодии и тихая задумчивость, и в то же время взволнованность, страстность, ночная глубина, волнующий ночной покой.

Замер, как бы растворяясь в воздухе, голос виолончели, и та же мелодия родилась в высоком звенящем голосе скрипки. Кажется, что ее окутало серебристое сияние луны, осветило призрачным, голубоватым светом...

Снова и снова повторяется мелодия. Меняется только ее сопровождение, то спокойное, то почти тревожное. Перекликаются голоса. Какую-то часть мелодии спела скрипка, а продолжает ее виолончель. Иногда, словно робея, пробует спеть кусочек мелодии альт, и снова разливаются бархатный голос виолончели и серебристый — скрипки. Это как игра света и тени, когда облака, бегущие по ночному небу: то скрывают луну, и тогда все погружается в глубокий мрак, то проплывают мимо, и снова серебристый холодноватый свет мерцает на листьях деревьев, на дорожках ночного сада.

Но вот в последний раз, прощальным приветом, звучат отголоски красавицы мелодии, и замирающий протяжный аккорд завершает одно из великолепнейших созданий Бородина. Ноктюрн Второго квартета.

Финал квартета начинается коротенькой мелодией у скрипок. Спели свою тему скрипки и замолкли, словно прислушиваются к медленной, даже немного ленивой фразе альта и виолончели.

Кажется, что скрипки задали вопрос: можно ли начинать? А виолончель и альт раздумывают, не решаются дать определенный ответ. Скрипки еще раз спрашивают, и снова тот же, чуть ленивый ответ — раздумье.

И вдруг, совершенно неожиданно, виолончель как-то неуклюже, но торопливо начинает одну из тем финала (раньше, оказывается, было только вступление). А тему, которую играли скрипки, чуточку изменяя, будто дразнясь, играет альт.

Вся музыка финала, несмотря на свою стремительность, какая-то нарочито угловатая и очень отличается но настроению от остальных частей квартета. В музыке Бородина всегда много юмора, и здесь, в финале, композитор как бы разрешает себе вволю посмеяться и поозорничать. После темной, задумчивой ночи наступил светлый, веселый и даже чуточку суматошный день. Что ж, так оно и бывает в жизни.

Концерт окончен.

Мы выходим на залитый огнями вечерний Невский. Но почему-то не хочется идти по этой веселой и шумной улице. Нас тянет свернуть за угол и пойти по слабо освещенной набережной канала.

В темной воде мерцают, отражаясь, огни неярких фонарей, вдалеке высится причудливый силуэт собора, похожего на собор Василия Блаженного в Москве. Он тоже отражается в вечерней воде и кажется там каким-то особенно странным и таинственным.

Мы идем и молчим. Говорить ни о чем не хочется. Уверена, что сейчас в ушах у каждого звучит какая-то особенно запомнившаяся мелодия. Вот кто-то даже пытается напеть тему «Ноктюрна». Пока получается не очень хорошо, но это ничего. Вспоминайте, вспоминайте как можно больше, друзья, это очень полезно. Чем больше музыки вы будете запоминать, слушая, тем легче вам будет слушать ее потом.

Мы уже дошли до Михайловского сада, перешли площадь и здесь расстаемся — кто на трамвай идет, кто на автобус, а кто просто пешком до дома пройдется. Подумает, повспоминает...

Всего доброго, дорогие, до следующей встречи.

Вечер пятый

СНОВА В ОПЕРЕ

Я обещала вам, что мы еще один вечер посвятим опере. Этот вечер, как видите, наступил.

Мы возьмем с собой в театр маленькую книжечку из малой серии «Библиотеки поэта». Вы, наверное, видели такие книжечки, — они свободно помещаются в кармане. Сегодня она нам очень и очень пригодится.

Итак, пока зрители рассаживаются, а оркестранты настраивают свои инструменты, мы с вами приготовимся как следует к тому, что нам придется слушать.

Откроем книжечку.

«Не лѣпо ли ны бяшетъ, братие, начяти старыми словесы трудных повѣстей о пълку Игореве, Игоря Святъславлича?»

Мудрой стариной веет от этого неторопливого, размеренного повествования, величавого и загадочного, как древние новгородские и суздальские храмы. Почти восемьсот лет назад кто-то неведомый создал это гениальное произведение и назвал его «Словом о полку Игореве».

Прочтем немножко дальше, но уже в переводе поэта Николая Заболоцкого:

Но не десять соколов пускал

Наш Баян, но, вспомнив дни былые,

Вещие персты он подымал

И на струны возлагал живые, —

Вздрагивали струны, трепетали,

Сами князям славу рокотали.

Мы же по иному замышленью

Эту повесть о године бед

Со времен Владимира княженья

Доведем до Игоревых лет

И прославим Игоря, который,

Напрягая разум, полный сил,

Мужество избрал себе опорой,

Ратным духом сердце поострил

И повел полки родного края,

Половецким землям угрожая.

В зале темнеет... Сейчас за пультом появится дирижер — и мы услышим «О