Прядильщица Снов - Тория Кардело

— Папа бы никогда…

— Твой папа живёт в трёхкомнатной квартире с новой женой и её сыном, — голос матери звенел от напряжения. — И ни разу не предложил тебе остаться с ним. Так что хватит. Он сделал свой выбор.

Так они и оказались здесь — в Зимнеградске, маленьком городке в трёх часах езды от Петербурга. Достаточно далеко, чтобы не бывать там каждые выходные, и достаточно близко для постоянных воспоминаний о прошлой жизни.

Полина фыркнула, разглядывая свои ногти. Идеально накрашенные, как и всё в этой квартире. Несмотря на ужасный подъезд, мама постаралась с ремонтом. Большая гостиная с панорамными окнами, дорогой диван, стеклянный журнальный столик, картины на стенах, модные светильники, которые мать выбирала с таким энтузиазмом, будто они могли заполнить внутреннюю пустоту. Но пустота осталась. И стала только больше.

Да, у матери хорошая работа — менеджер в фармацевтической компании, частые командировки, достойная зарплата. У неё было всё необходимое — и даже больше.

Но какой смысл в дизайнерских вещах, если нет семьи? Какой смысл в красивой квартире, если она превратилась в проходной двор для случайных мужчин?

— Идиотка, — прошептала Полина, вставая и направляясь на кухню.

Желудок свело от голода. Она почти не ела уже три дня, но сейчас внутри всё горело. Она открыла холодильник и уставилась на содержимое: йогурты, фрукты, сыр. Всё выглядело аппетитно, но она не могла. Не могла.

Ей казалось, что она толстая. Что скоро станет такой, как Аля Кострова.

«Кострова».

Полина открыла телефон и пролистала фотографии, пока не нашла случайный снимок из столовой. Начала разглядывать фото с болезненным интересом. Аля выглядела как воплощение главного страха Полины — полная, рыхлая, в бесформенной одежде, лишь подчёркивавшей её полноту. Рыжие волосы собраны в неаккуратный хвост, на лице — ни грамма косметики, только веснушки и нездоровый румянец. На снимке Аля сидела за столом, держала в руках булочку и глупо улыбалась.

Полину передёрнуло от отвращения и страха одновременно. Страха, что однажды она может стать такой же. Что стоит ей расслабиться, начать есть нормально — и она превратится в такое же бесформенное существо, которое все будут игнорировать, высмеивать или, что ещё хуже, жалеть.

— Никогда, — прошептала она сухими губами. — Лучше сдохну.

Желудок снова свело, но она лишь отпила воды из стакана. Это пройдёт. Голод всегда проходит, если потерпеть. А она умела терпеть.

Вода была холодной, почти ледяной, и это немного успокоило.

За дверью раздались шаги — мать и незнакомый мужчина вышли из спальни. Смех. Голоса. Полина схватила стакан и юркнула в ванную, захлопнув за собой дверь. Сердце колотилось, руки дрожали от злости и унижения.

Она села на край ванны, уставившись на своё отражение в зеркале. Бледное лицо, заострившиеся скулы, тёмные круги под глазами. Она знала, что похудела за последние недели — все джинсы болтались на бёдрах, рёбра проступали под кожей. Но ей всё равно казалось, что этого недостаточно.

Медленно она приподняла блузу, разглядывая живот. Плоский, впалый. Но ей померещилась какая-то складка, неровность — что-то лишнее, от чего нужно избавиться. Она ущипнула кожу на животе — совсем немного, но достаточно, чтобы почувствовать отвращение.

За дверью слышались голоса, смех, звон посуды. Они проводили время на кухне. Полина стиснула зубы, стараясь не вслушиваться, но голоса всё равно проникали сквозь дверь — мамин, высокий, с притворной весёлостью, и его — низкий, с хрипотцой.

— …давно здесь живёте? — спросил он.

— Почти три года, — ответила мама. — Переехали из Питера.

— И как тебе Зимнеградск?

— Тихо, спокойно. Для Полины хорошая школа недалеко. И работа у меня неплохая.

Полины.

Она знает, что я дома? Ей плевать, что я могу все слышать, видеть, знать?

Полину затрясло от злости. Она резко включила душ на полную мощность, чтобы заглушить их голоса. Горячая вода хлестала по кафелю, заполняя ванную паром. Она опустилась на пол, прислонилась спиной к прохладной стене и закрыла глаза.

Голод и злость смешивались, превращаясь в тошноту. Перед глазами поплыли чёрные точки. Она знала это состояние — так организм протестовал против голодания. Но она была сильнее своего тела. Она контролировала его, а не оно её.

Раньше, в Петербурге, у них была другая жизнь. Мать работала в крупной фармкомпании, но не на руководящей должности — обычным медпредставителем. Зато они были семьёй — отец, мать и она. Отец трудился в IT, часто работал из дома. Они вместе ужинали, выезжали за город, ходили в театры и музеи.

А потом он встретил её — коллегу, моложе на двенадцать лет. И всё полетело к чертям. Сначала скандалы, потом — холодная война, затем — развод и раздел имущества. Квартира осталась отцу, потому что он вложил в неё деньги от продажи бабушкиного наследства. Им с матерью досталась компенсация — хватило на жильё в Зимнеградске, но не в Питере.

И вот они здесь. Мать с головой ушла в карьеру и в бесконечную череду романов. А Полина… Полина просто пыталась выжить. Пыталась стать лучше, красивее, успешнее — вопреки всему.

Ей вспомнился один вечер, случившийся примерно год назад. Мать вернулась с работы рано, что происходило редко. У неё было хорошее настроение — получила премию за перевыполнение квартального плана. Купила пиццу и бутылку вина, включила музыку, расставила тарелки на столе.

— Сегодня праздник, — объявила она, разливая себе вино. — Давай поужинаем вместе, как нормальные люди.

Полина помнила, как смотрела тогда на эту пиццу — большую, ароматную, с тянущимся сыром и пепперони. Желудок скрутило от голода, но она лишь покачала головой:

— Я на диете.

Мать фыркнула, отпивая вино из бокала:

— Боже, Полина, тебе пятнадцать лет. Какая диета? У тебя прекрасная фигура.

— Не такая прекрасная, как могла бы быть.

Мать посмотрела на неё долгим взглядом, потом покачала головой:

— Знаешь, в твоём возрасте я тоже комплексовала. Мне казалось, что я недостаточно красивая, недостаточно стройная. Я мечтала быть похожей на моделей из журналов. И что в итоге? Всю молодость потратила на диеты и переживания. А потом встретила твоего отца. И он полюбил меня такой, какая я есть. И я подумала: какой же это был идиотизм — мучить себя столько лет!

Полина посмотрела на неё с недоверием. На эту женщину, которая, как ей казалось, выпивала бутылку вина почти каждый вечер. Которая меняла мужчин, как перчатки. Которая отдавалась первому встречному, лишь бы не чувствовать себя одинокой.

— Посмотри, к чему тебя это привело, — сказала она тихо. — Папа ушёл к другой. К той, которая моложе и красивее.

Лицо матери закаменело. Она залпом