Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков

– Король один, ты прав. Но графы и бароны хотят больше свободы от Парижа, от его величества Людовика и от тех, кто придет после него. Король – лишь первый среди нас, не больше. Но Людовик IX, его мать Бланка, отец Людовик VIII, дед Филипп Август подчинили своей воле почти все земли во Франции. Где-то династическими браками, где силой оружия. Они отняли у англичан земли на наших берегах и присоединили к своей короне. Всюду теперь один закон, один господин, одна воля, одно решение, одни правила. Прованс теперь тоже у короля в руке, да и Тулуза фактически там же. Но пока жив граф Раймунд, внук английского короля, по матери Плантагенет, есть возможность борьбы, пусть малая, но есть.

Прошло почти двадцать лет с тех пор, как граф, после того как проиграл войну и его земли разорили крестоносцы, подписал унизительный Парижский договор. Я был там, в Париже, когда в соборе Нотр-Дам, граф, отлученный от Церкви за поддержку ереси в своих землях, а по сути – за то, что возглавил сопротивление своих дворян, не желавших разорения собственных земель крестоносцами, граф на коленях полз и просил прощения, каялся. Все графы и бароны королевства были там! Они видели это унижение. Многие смеялись, радовались – те, кто поживился за счет поражении Тулузы. Королева-мать и пятнадцатилетий король Людовик, епископ Парижский смотрели на графа с паперти и улыбались. Потом, после покаяния, граф подписал договор, по которому потерял половину своих земель в пользу французской короны, кстати, Каркассон – где твоего деда ранили (я тоже это знаю!) – тогда стал королевским сенешальством. Кроме Тулузы, лишь Ажен, Руэрг, часть Альби и Керси остались у графа в его личных владениях. Но хуже всего, что его дочь Жанна, по договору, обязана была выйти замуж за брата короля, который таким образом становился наследником Раймунда Тулузского. Иногда мне кажется, да и не только мне, что вся эта война по искоренению ереси катаров затевалась только с целью подчинить графство короне. Скажешь – да какое мне, простому шевалье Бертрану д'Атталю, дело до этой возни королей и графов? Твой отец участвовал в ней.

– Мой отец? Он ничего мне не рассказывал!

– Конечно, он не мог нарушить клятву.

– Клятву? Кому?

– Графу Тулузскому.

– Я могу рассказать кое-что, Бертран, не называя определенных имен, конечно. Мы с твоим отцом были друзьями, очень хорошими друзьями. У тебя таких, наверно, нет. Молодость горячила нам кровь и головы, а бедность подстегивала к действию.

– Разве вы были когда-то бедны?

– Конечно! Двадцать лет назад я был просто шевалье Тибо де Фрей, владелец клочка земли, полузасохшего виноградника и столетнего дома, из стен которого вываливались камни. Мы отправились с твоим отцом, Робертом, на поиски счастья, денег и титулов. Естественно, к нашему сюзерену – графу. Чтобы завоевать его доверие, нам пришлось выполнить одну работу – кое-кого устранить, кто очень много знал. В то время отлученный от Церкви Раймунд Тулузский ждал мирного договора с королем. И если бы не те люди, которых мы с Робертом отправили к дьяволу в преисподнюю, то, скорее всего, Парижский договор принес бы графу еще большие лишения.

– Кого же вы… эээ… устранили?

– Не могу называть имена, прости, Бертран, я, как и твой отец, связан клятвой и унесу ее с собой в могилу. Они знали слишком много про графа и могли повлиять на королевские решения в Париже. Давняя история. Не стоит более о ней вспоминать! Все мы не без греха, и у графа Тулузского есть свои тайны. В благодарность за услугу граф преподнес нам с Робертом замок Монтефлер со всеми его владениями. Бывший владелец замка – барон де Монтефлер – разделял убеждения еретиков-катаров, он давно погиб за свою веру – крестоносцы пленили его, пытали и разрубили на куски, чтобы устрашить других еретиков. У барона не осталось никаких наследников – все его немногочисленные родственники были катарами и поплатились за это. Монтефлер отошел графу. Поэтому он и наградил нас с Робертом. А теперь, Бертран, я бы хотел быть предельно честен. Я мог бы ничего не говорить, но знаю, молчать – значит предать память моего друга Роберта д'Атталя. Я и так слишком долго молчал.

– О чем это вы? – насторожился Бертран.

– Та услуга, оказанная графу… Ну, я просто выследил тех людей, обезоружил, а остальное доделал твой отец. Граф знал это и потому посчитал, что мне должен был отойти пруд, виноградник и еще немного пахотной земли, а сам замок и основные земли – твоему отцу. Но Роберт отказался.

– Отказался? – воскликнул Бертран, пораженный услышанным.

– Да, до этих событий он познакомился с твоей матерью Мелисентой из Прованса. Он любил ее. Но ее семья… Отец Мелисенты – крестоносец Симона де Монфора, нещадно убивал еретиков, ненавидел их. Само собой, что владелец Монтефлера – замка, где все еще жила память о еретиках, не мог жениться на дочери крестоносца. Ему бы просто не позволили. Роберт отказался, подписав договор, что все передает мне. Он хранится в Монтефлере, когда мы вернемся из похода, я тебе его покажу. Так как твой дед Гвидо какое-то время укрывал еретиков у вас в замке, Роберту пришлось изрядно ухитриться, чтобы не позвать на свадьбу своего отца и жениться без его благословения. Свадьба состоялась в Экс-ан-Провансе.

– Здесь, в этих землях? – удивленно сказал Бертран, чувствуя к графству Прованскому тепло и душевное расположение.

– Да, Бертран. Отец Мелисенты вскоре умер. Роберт говорил, что все имущество отошло его сыновьям, которые перегрызлись за него между собой. Не знаю, может, сейчас в войске есть кто-то из твоих дальних родственников? Твой дед Гвидо все узнал – Роберт ему рассказал. Конечно, Гвидо разозлился! Мало того, что его замок разрушили крестоносцы, сын отказался стать бароном, хотя такой шанс выпадает не каждому, да еще и привел в дом дочь заклятого крестоносца, разорявшего тулузские земли.

– Жан ле Блан, оруженосец моего отца, рассказывал кое-что об этом. Что сам знал. Отец-то был молчаливым, да и дед тоже! И я помню, отец с дедом не разговаривали друг с другом, а когда говорили, то ссорились. И дед не любил мою маму.

– Вот и вся причина, Бертран.

– Теперь я понимаю… Но как же так случилось, что вы и мой отец больше не общались? То есть перестали быть друзьями.

– Как? Все просто – он стал моим