Рассказы о трех искусствах - Марина Викторовна Андреева

ПИТЕР ДЕ ГООХ. Хозяйка и служанка.

ГРУСТНОЕ СВИДАНИЕ. Укутанная в тулуп и шерстяной платок, она долго шла холодными зимними дорогами. Посох постукивал по плотному, отполированному полозьями снегу. Левая рука, державшая котомку, быстро застывала, и приходилось отогревать ее за пазухой. Котомку надо было беречь, там лежал хлеб на дорогу.

Наконец вдали показался город. Медленно, ох как медленно приближались золотые купола его церквей. Но все-таки через два часа она уже шла по грязной улице предместья.

Мастерскую она нашла не сразу. Пришлось долго расспрашивать, объяснять, а объяснить она толком не умела. Городские мальчишки смеялись над «деревенщиной» и уверяли, что такой мастерской никогда и не бывало. Но добросердечная старушка прикрикнула на них и довела ее до закопченной, захватанной грязными руками двери, над которой висел большой позолоченный сапог. Сынишка выбежал к ней в холодные сени —- дальше идти она не решилась.

— Какой же ты худой! — ахнула мать. — Здоров ли? — И она поспешно протянула ему принесенный калач. Мальчик жадно набросился на еду. Должно быть, не сладко ему жилось вдали от дома. По вихрам видно было, что часто треплет их неласковая, чужая рука. Немало доставалось ему и зуботычин и пинков. Никакой другой награды не полагалось за непосильный труд с утра до поздней ночи. Он бегал с поручениями для всех подмастерьев, колол дрова, нянчил хозяйских детей, таскал пудовые, кипящие самовары. Все это, вместе взятое, называлось ученьем сапожному делу...

Мать грустно вздохнула. Она сидела, опустив голову и подперев ее рукой. Тяжелая тоска, чувство полной безысходности ясно виднелись на ее лице. Что делать? Взять сына домой она не могла. Дома царила беспросветная нужда. Тощая коровенка почти не давала молока, хлеба едва хватало, чтобы прокормить остальных детей.

Это — тоже минутка, украденная у жизни. Но совсем другая, не похожая на спокойный, размеренный быт голландских горожан. В незначительном, казалось бы, эпизоде кисть художника В.Е. Маковского показывает грустную судьбу «маленького человека». Такие жанровые сценки, полные безысходной нужды, горя или непосильного труда, потрясают своей горькой правдой. Это грустное свидание — минутка из трагической истории двух человеческих жизней, встретившихся в холодных сенях, таких холодных, что босые ноги мальчика застывают на грязном каменном полу...

Словно раздвинув рамки живописи, русские художники наполнили жанровую картину глубоким идейным содержанием, рассказали о нищете и бесправии народа в царской России.

В. МАКОВСКИЙ. Свидание.

РУСЬ ПОДНЕВОЛЬНАЯ. Выставка была необычной. Конференц-зал Академии художеств таких еще не видел. Вместо того чтобы чинно висеть на стенах в красивых рамах, картины лежали на полу, без всякой окантовки. Здесь были этюды, написанные маслом или акварелью, и рисунки, выполненные карандашом. С полотен смотрели люди разных характеров и судеб, желтели пески волжских берегов, разливалась безбрежная речная ширь. Посетители, среди которых было много художников, подолгу задерживались перед этими напоенными зноем и солнцем этюдами. Все они были написаны студентом академии Ильей Репиным во время летней поездки на Волгу.

Судьба людей, впряженных в лямку, подобно скоту, интересовала и возмущала многих. О бурлаках писал Некрасов, спорила молодежь, сокрушалась передовая интеллигенция. О бурлаках задумал свою картину и студент Репин.

В этюдах к этой картине был ясно виден большой талант. Работа молодого, еще не окончившего академию художника поражала своей новизной. В Петербурге он жил недавно. Далеко на Украине, в маленьком городке Чугуеве, где он родился, остались его мать и брат. Илья писал иконы и портреты жителей городка, чтобы скопить деньги на учение.

С сотней рублей в кармане он приехал в холодный Петербург, где не знал ни одного человека. Страх и растерянность охватили юношу в большом, незнакомом городе. В маленьком Чугуеве он знал всех и всё. Петербург был чужим. Но это был город, который он тысячу раз представлял себе, город, где стояло на берегу Невы священное здание его мечты — Академия художеств, в которой училось так много русских художников.

Ранним утром, только что приехав, он бросился туда. Сфинксы величаво охраняли широкую гладь Невы. На противоположном берегу застыл вздыбленный конь с горделивым всадником. В дымке утреннего тумана сиял золоченый шпиль Адмиралтейства и высилась великолепная громада Зимнего дворца.

Несравненная красота Петербурга покорила Репина, как покоряет всех, кто хоть раз видел чудесный город на Неве... Удача пришла не сразу. В академию юношу не приняли. Ему пришлось учиться в Рисовальной школе, прежде чем для него открылись тяжелые академические двери. Но он не жалел о прошлом теперь, когда выставка принесла ему заслуженный успех. О нем говорят, хвалят его этюды, ждут картины. «Что ни холст, то тип, то новый человек, выражающий целый характер, целый новый мир», — пишет о нем большой знаток искусства В.В. Стасов.

Лето на Волге прошло недаром. С него началась слава Репина. На Волге Репин долго искал нужных ему людей, у которых в фигуре, в чертах лица выражалось бы то, что было необходимо художнику для задуманной картины. Много часов он провел на песчаной отмели, где обычно останавливались на отдых бурлаки. Они разжигали костер, вытаскивали из карманов жестяные кружки, вешали сушить онучи и лапти. В громадном закопченном котле булькала пшенная кашица с соленой рыбой. Садились кучками, по восьмеро на чашку. Поужинав, ложились отдохнуть, прямо на песке, около прикола, на котором был намотан конец бечевы. С наслаждением вытягивали усталые ноги, стараясь лечь под дым костра, чтобы спастись от комаров. На рассвете подымались. Стуча зубами от холода, умывались холодной волжской водой, утирались рукавом или полой кафтана. Выбирали якорные канаты, затягивали «Дубинушку». Лямки впивались в тело, и тяжкий путь продолжался — по песку, по кустам, по болотам.

Люди были разные и ничего не знали друг о друге. В бурлацкой «оравушке» не полагалось расспрашивать, кто ты да откуда. Человек — и все тут...

Репин зарисовывал в свой альбом тех, кто его чем-нибудь привлекал. Тут он нашел своего главного героя, центральную фигуру картины — Канина.

«Как дивно у него повязана тряпицей голова, — писал Репин, — как закурчавились волосы к шее, а главное — цвет его лица! Что-то в нем восточное, древнее... а вот глаза, глаза! Какая глубина взгляда! Рубаха без пояса, портки обтрепались у босых черных ног...»

В репинском этюде Канин, с тряпицей на голове, как бы повис на лямке, привязанной