Золотое сердце - Елена Леонидовна Мусатова

Малаша билась в руках сестер, тщетно пытаясь вырваться, зеркало издевалось и дразнило ее, показывая поросячий пятачок.

– Неправда, неправда, я не такая! – в отчаянии закричала Малаша.

– У, Хрюшка, – заругалась мать. – Не такая, а какая? Нечего на зеркало пенять, коли рожа свиная.

Малаша забилась в уголок и тряслась от рыданий. То, что она столь уродлива, стало для нее открытием. Так и проплакала до вечера, пока не вернулся отец. И за все это время никто ее не утешил, не сказал доброго словечка, даже к столу не позвали.

– Дочурочка, – отец поднял Малашу на руки, прижал к себе, – о чем моя ненаглядная плакала?

– По тебе скучала, – не выдала сестер с матерью Малаша и уткнулась свиным рыльцем в отцово плечо.

…Малаша очнулась оттого, что пятачок будто горел, зуд становился невыносимым.

– Вот еще напасть, – прошептала Малаша. Она не выдержала, тронула пальцами нос и ощутила шершавые засохшие струпья. Малаша слегка почесала кожу, и вдруг та подалась и начала слезать лоскутом, как после ожога. Пятачок упал под ноги. С ужасом Малаша рассматривала свиное рыло.

– Да что же это?! – воскликнула Малаша. – Раньше хоть свиной нос, да был, а теперь никакого нет. Вовсе на улицу не выйдешь!

В голове у нее помутилось, стены избы качнулись и начали падать на нее, зажженная лучина превратилась во множество мерцающих огоньков, и все исчезло в темноте.

Кто-то долго и упорно стучал. Малаша с трудом поднялась на ноги, отодвинула засов.

– Малашка, жива ты? – в избу осторожно заглянула Марфушка. – Три дня не показываешься. Уж я вечером и кулаком, и ногой в дверь била, а ты не открываешь. Ну, думаю, может, спит. Решила, если утром тебя не увижу, придется соседей на помощь звать, дверь ломать. За хозяйство свое не волнуйся, я курочек кормлю, коровушку дою. Вот, молочка тебе принесла, попей, милая.

Малаша с удивлением огляделась. Ей казалось, что во время болезни она постоянно лежала, но изба была чисто убрана, печь натоплена, на столе стоял чугунок с кашей.

– Тебе хоть полегчало?

Марфушка подошла к окошку, раздвинула занавески, повернулась к подруге и ахнула.

– Что с тобой, Малашка, случилось? Ты куда свое свиное рыло дела? Иль студень из него сварила?

– Марфушка, всегда была ты мне доброй соседкой. Не выдавай меня, милая. Не говори никому, что пятачок мой отвалился. У каждого человека хоть какой нос, да есть. У кого длинный, у кого курносый, и только я – безносая. Ой, боюсь, скажут, что я ведьма! Выгонят из деревни. К кому Митенька мой воротится? Я лицо так в платок замотаю, что никто не догадается, что у меня рыла больше нет.

– Малашка, ты что говоришь-то? Есть у тебя нос, маленький, уточкой!

– Не может быть! – Малаша ощупывала лицо.

– Что за чудо такое? Где пятак твой? Ты его оторвала либо? Куда дела?

– Сам отвалился. На пол упал.

– Может, за печку закатился? Надо его найти и сжечь, чтоб он к твоему лицу второй раз не прилепился.

Но свиного пятачка не было ни под печкой, ни за печкой. Вместе они проверили углы, посмотрели под лавкой, даже отодвинули сундук.

– Видать, тот, кто тебе его дал, – рассудительно заметила Марфушка, – теперь его назад взял.

– Поверить не могу, – сквозь слезы говорила Малаша и трогала нос. Он был непривычно маленьким и гладким.

– Не оторви, – волновалась Марфушка, – а то вон оно у тебя как получается! То один нос, то другой. Сейчас я тебе зеркальце принесу, полюбуешься!

Словно ветер выдул Марфу из хаты. Малаша гладила непривычно маленький носик и наклонялась к ведру с водой, чтобы увидеть свое отражение.

«Была бы я поначалу такой, Николаша меня бы не бросил, – подумала она, – вся жизнь по-другому бы сложилась. Соседи как поедут в город, надо попросить их, чтоб не маленькое зеркальце, а настоящее, большое купили», – решила Малаша и откинула крышку сундука, чтобы пересчитать деньги, вырученные за поденную работу. Но вместо крошечного узелка с медяками она увидела продолговатый сверток.

Малаша развернула его – внутри плотно прижимались друг к другу золотые монеты.

– Ах, вот ведь чудо! И кто мог их в мой сундук положить? Надо бы хозяина поискать и назад ему возвратить.

Но за последние несколько дней, кроме старушки-нищенки и Марфушки, у которой сроду за душой не было ни гроша, в избу никто не заходил.

«Кто-то добрый мне подарок сделал, – с грустью подумала Малаша, – а я не рада. Пока нет со мной сыночка моего родненького, мужа любимого, нет и веселья на сердце».

* * *

Деревенские новый Малашин облик приняли поначалу с враждебным недоверием, подозревая колдовство. Но Марфушка, сопоставив некоторые события, сделала вывод, что Малашу отблагодарила прокаженная. Марфушка заглянула в каждую избу и всем хозяевам говорила одно и то же:

– Вы нищенку видели?

– Да уж не слепые, – отвечали хозяева.

– Выгнали?

– Как ее не гнать, коли она заразная?

– А Малашка приветила, искупала, накормила, напоила, спать уложила. Старушка та оказалась не простая, а волшебная. Она самые заветные желания исполняет.

Теперь все в деревне жалели, что не впустили старуху.

Скоро никто не вспоминал, что вместо маленького аккуратного носика у Малаши был когда-то свиной пятак. А Малаша терпеливо ждала, когда исполнятся слова странницы и ее муж с сыном снова будут дома. Но время шло, пробежала весна, наступило лето, Малаша, по обыкновению, лишь только стемнеет, прилаживала лучину у окошка для заблудившихся странников и ночь напролет чутко прислушивалась к каждому шороху и звуку. Постепенно молодая женщина начала терять надежду, ей казалось, что уже ничто не изменится в ее судьбе.

«Я-то раньше думала, что все мои несчастья от свиного носа, – не раз говорила она себе, – сейчас его нет, но и счастье меня искать устало. По другим путям-дорожкам бродит, в мою избушку не заглядывает».

Приходил Гришаня, обещал скоро прислать сватов.

– Ты что меня перед всей деревней позоришь? – рассердилась Малаша. – Думаешь, совсем у меня заступы нет? Вот пожалуюсь куму! Сколько раз тебе говорила: мужа я домой скоро жду.

– Скоро? – ухмыльнулся Гришаня.

Малаша кивнула.

– Ты здесь шестой год живешь. Почему твоего мужа никто не видел?

– Далеко он ушел.

– Из той дали и пути назад нету, еще никто не возвратился. И малец твой там же, – хохотнул Гришаня. – Помни, Малашка, если я чего захочу – не отступлюсь. Все мне в тебе нравится: изба справная, и на человека ты сейчас похожа стала. Половину деревни обшиваешь да обвязываешь. За работу только берешь мало. Теперь я сам расчет вести стану.