Всё о мореплаваниях Солнышкина - Виталий Титович Коржиков

«Надо торопиться», – тревожно подумал Солнышкин и оглядел горизонт.

Солнце словно примёрзло хвостиком к льдинам и, сердясь, становилось всё красней и красней. Вокруг него вертелся и насмешливо посвистывал ветер.

Маленькие пингвинчики сбивались группками и, как второклашки, толкали друг друга в бока, пробуя согреться. Но ни одного «императора», которого Солнышкин мечтал привезти для Дворца пионеров, здесь не было.

– Ничего, за ледником их тысячи! – решил Солнышкин, потирая нос.

Он взглянул на бронзовый компас. Стрелка неуверенно клонилась из стороны в сторону.

«Колеблется старик», – подумал Солнышкин. Но впереди ярко горел величественный голубой ледник, а три вершины свысока смотрели прямо на Солнышкина: решится или нет? И Солнышкин вышел в путь.

«Хе-хе, интересно, – подумал съехавший на ящике Стёпка, – интересно, куда это он смотрит? Что он там разглядел?» И решил не отставать. Не будь Солнышкина, вряд ли у него на груди покачивалась бы сейчас жемчужина. И артельщик двинулся за ним.

Снег так скрипел под ногами, что ни тот ни другой не заметили, как за ними отправился в путь ещё один искатель удачи. Он был в тяжёлой волчьей шубе. Ни Солнышкин, ни пингвины его, видимо, не интересовали. Но с артельщика он не спускал маленьких шакальих глазок.

Сверкал снег, все трое быстро удалялись от парохода и становились похожими на больших чёрных пингвинов.

Дайте, пожалуйста, руку

Солнышкин бежал вперёд, как лёгкий маленький паровозик. Пар отлетал от него вправо, потому что слева, с океана, дул сильный ветер. Но скоро «паровозик» стал странно подпрыгивать и отбивать ногами летку-енку. Треща на морозе, перед ним вырастали глыбы льда. Они сверкали и переливались цветными огнями, будто доказывали, что им тоже можно дать любое имя и вовсе незачем идти далеко. Но Солнышкину были нужны настоящие вершины. Он, покрякивая, торопился вперёд и думал, какую вершину лучше штурмовать первой… Ту, что справа, он назовёт именем Перчикова, среднюю, конечно, именем Робинзона, а ту, что слева…

Солнышкин перепрыгнул через полынью и ткнулся носом в ледяную гору. Она, как волна, взлетала вверх, а где-то за ней поднимался величественный хребет с тремя вершинами. Ветер подталкивал покорителя гор и заранее трубил победу.

– Вперёд! – крикнул Солнышкин сам себе и… скатился вниз. – Ничего, плавали! – сказал он, разбежался и с ветерком, как на коньках, промчался снизу вверх. – Есть! – Он вцепился пальцами в верхушку бугра, подтянулся и приоткрыл рот…

Хребет вместе с вершинами отодвинулся километров на пять вглубь континента. А по всему белому пространству курилась позёмка, сквозь которую виднелись настоящие королевские пингвины, настоящие «императоры». Солнышкин подул на пальцы, ударил сапогом о сапог, но отступать не собирался. Жаль только, мало времени!

Он уже свесил ноги вниз, готовясь к прыжку, как вдруг за его спиной раздался голос:

– Хе, хе, Солнышкин, дай, пожалуйста, руку!

Он повернулся. Сзади него с сизыми от холода щеками цеплялся за лёд толстый артельщик. Солнышкин удивился. Артельщик тоже торопился к хребту. Он протянул руку, и Стёпка, взобравшись, пропыхтел:

– Я с тобой, Солнышкин!

– К хребту?

– Да! – кивнул артельщик.

В последнее время он проявлял, хе-хе, удивительную заботливость и внимание.

– Тогда быстрей! – крикнул Солнышкин.

Они свесили с бугра ноги, и вдруг сзади опять раздался голос:

– Гив ми ё хэнд!

Солнышкин подпрыгнул и, балансируя на верхушке, открыл рот. Артельщик с удивлением выкатил глаза. Вверх по склону летел доктор Хапкинс, подыскивая слова для перевода: «Дайте, пожалуйста, руку».

Солнышкин и Стёпка втащили его наверх.

– И вы тоже? – косясь на доктора, спросил Стёпка.

– Йес! Йес! – воскликнул Хапкинс.

– Пошли! – скомандовал Солнышкин. Времени оставалось в обрез. Он приготовился к прыжку и вдруг замер.

Пока он втаскивал наверх нежданных попутчиков, равнину захватила такая густая метель, что «императоры» виднелись в ней еле заметными тёмными пятнами. Они отступали от океана, как матросы, потерпевшие кораблекрушение. А волны холодного снега догоняли, захлёстывали и сбивали их с ног. Птицы шли, и казалось, у них нет сил выбраться на берег. Падали птенцы, а взрослые метались в поисках укрытия.

– Сюда! – крикнул Солнышкин. – Сюда!

Но сзади него за спиной раздался знакомый тревожный гудок. Солнышкин оглянулся. Там, у парохода, тоже наступала пурга. Она заматывала в снежный кокон кончик мачты и красный флажок. «Даёшь!» спрятал нос в сугробы. Теперь только за бугром, на котором стоял Солнышкин, оставался ещё тихий, скрытый от пурги уголок.

А путь к хребту уже совсем исчезал за белой беснующейся завесой.

– Кажется, пора домой! – крикнул артельщик.

«К вершинам, к вершинам!» – вздохнул Солнышкин, но вслух твёрдо сказал:

– На помощь птицам. – И, держась за руку артельщика, бросился вниз.

Артельщик ухватился за Хапкинса и едва не полетел в гущу пингвиньего лагеря.

– Чёрт бы тебя побрал, – глотая снег, прохрипел артельщик, – в такой кутерьме не только ничего не найдёшь, но ещё потеряешь! – Он схватился за грудь.

– На месте? – шёпотом спросил Хапкинс, протянул к нему руки.

Стёпка испуганно отодвинулся и промолчал. Он уже подумывал об обратном пути, но его остановил крик:

– Держи!

Солнышкин поднимал тяжёлого пингвина. А вокруг него уже толкались десятки громадных белогрудых птиц с короткими чёрными крыльями.

– Этого курятника мне только и не хватало! – проворчал Стёпка, передавая пингвина Хапкинсу, который так и дырявил своими глазками его фуфайку.

– Быстрей, быстрей! – кричал Солнышкин попутчикам и подсаживал ещё одного пингвина. Руки закоченели, пурга била в лицо, и Солнышкину казалось, что у него внутри всё покрывается инеем, как кран у водопроводной колонки, но он не отходил от птиц.

– У, чтоб вы провалились! – всхлипывал артельщик. – Скоро вы там кончитесь?! – И передавал пингвинов Хапкинсу. Но уходить без Солнышкина, с одним Хапкинсом, ему не хотелось.

А Солнышкин всё торопил. Солнышкин торопился.

Наконец стая была переправлена. Теперь оставался один вожак. Он стоял сбоку и смотрел, не потерялся ли кто-нибудь в этом вихре. Как капитан, он собирался уходить последним.

– Пошли! – быстро сказал Солнышкин. Вожак стоял на месте. – Пошли! – Солнышкин тронул его за крылышко.

Громадный пингвин уронил голову ему на плечо. Солнышкин тревожно наклонился к его груди и услышал, как там что-то колыхнулось тихо-тихо.

– Держись! Держись! – прикрикнул Солнышкин. Он оглянулся и вздохнул.

Там, за пургой, оставался хребет, оставались безымянные вершины, до которых он сумел бы дойти. Ни антарктического снега, ни мороза, ни ветра Солнышкин не боялся. Но оставить в беде погибающую птицу Солнышкин не мог.

– Держись! – сказал он, взваливая пингвина на спину, и тут увидел, как из лап птицы выкатилось большое светлое яйцо. Оно было ещё тёплым и в лёгких пушинках.

Солнышкин хотел было протянуть его артельщику, но передумал,