Прядильщица Снов - Тория Кардело

Она машинально достала из рюкзака свернутый в трубочку портрет с идеальным образом. Агата вернула эту картину, сказав, что Аля сама должна найти ответ.

Пальцы дрожали, когда она разворачивала рисунок. Оттуда на неё всё так же смотрела красавица в изумрудно-зеленом платье — стройная, изящная, уверенная в себе.

Та Александра, которой она никогда не станет в этом мире.

— Я готова, — прошептала она, обращаясь к нарисованной девушке. Собственный голос прозвучал глухо, но решительно. — Я хочу стать тобой. Я готова стать с тобой одним целым. Исчезнуть здесь. Пусть никто не вспомнит обо мне. Пусть даже мои родители забудут, что у них была дочь по имени Александра Кострова. Это лучше, чем… чем то, что есть сейчас.

Она даже не знала, можно ли говорить такое вслух. Возможно, требовался особый ритуал, особое время, особое место. Но сейчас Аля не могла ждать. Чувствовала, что если не сделает этот шаг сейчас, то либо сойдет с ума, либо… найдет другой, гораздо более жестокий выход.

За её спиной щелкнул замок — кто-то открыл входную дверь. Аля вздрогнула и быстро свернула картину, пряча её за спиной. Через секунду в коридор вошла мама, на ходу снимая шарф: стройная, подтянутая, с идеальной укладкой и макияжем, несмотря на рабочий день и ветреную погоду.

— Алька, ты дома? — окликнула она, удивленно замечая дочь, сидящую на полу. — Почему сидишь в темноте?

— Я… — голос Али звучал хрипло после плача.

Мама включила свет в коридоре, и яркие лучи больно ударили по воспаленным глазам. Аля сощурилась, посмотрев на мать снизу вверх и почувствовав себя ещё более жалкой, ничтожной. Мама заметила опухшее лицо дочери, её покрасневшие глаза, припухшие веки. В её взгляде мелькнуло беспокойство, но тут же сменилось привычным снисходительным выражением — так смотрят на капризного ребенка, который в тысячный раз устраивает истерику из-за сломанной игрушки.

— Опять сидишь и страдаешь? — она покачала головой, стянула сапоги на каблуке и уверенным шагом прошла в коридор. — Ох, Алька, Алька… Ну что с тобой поделаешь?

В этих словах не было настоящего интереса, настоящего беспокойства. «Что с тобой поделаешь?» — этот риторический вопрос не требовал ответа. Вопрос человека, который давно смирился с тем, что решения нет, и даже не пытается его найти.

Мама поставила на столик в прихожей пакеты с покупками. От одного из них исходил сладкий запах свежей выпечки.

— Послушай, давай сегодня не будем снова обсуждать твои комплексы? — предложила она, доставая из пакетов покупки. — Я так устала на работе. Клиентки как с ума посходили. Еле успела в магазин заскочить…

Она достала из пакета коробку с тортом, украшенным кремовыми розочками.

— Я купила тортик для папы, завтра у него важный день на работе, хочу порадовать, — сказала она, любовно поглаживая коробку. — Твой отец так нервничает из-за этой презентации. Знаешь, они могут получить большой контракт…

«Она даже не спросила, почему я плакала. Не спросила, что случилось. Сразу о своих проблемах, о папе, о работе…»

— Ты тоже можешь попробовать, — мама кивнула на торт, — хоть и «худеющая».

Последнее слово она выделила с легкой иронией, с той особой интонацией, которую Аля ненавидела больше всего на свете. Интонацией, говорящей: «Мы обе знаем, что у тебя ничего не получится, но я сделаю вид, что верю, чтобы не обидеть».

— Не стоит переживать по пустякам, — продолжала мама, распаковывая остальные покупки и подмигивая коту Рыжику. — Подумаешь, вес. У всех бывают проблемы… У меня вот истеричные клиентки почти каждый день, и ничего, справляюсь.

Она продолжала говорить, но Аля уже не слушала. Что-то взорвалось внутри неё, разбило последнюю чашу терпения. Всё накопившееся за годы — обида, боль, разочарование, ненависть к себе и миру — выплеснулось в одно мгновение.

Все произошло как в замедленной съемке. Она увидела собственную руку, тянущуюся к торту. Увидела удивленное лицо матери. Почувствовала вес коробки, когда выхватила её из маминых рук. А затем с силой швырнула торт в стену.

Коробка раскрылась в полете, и крем разлетелся фонтаном, оставляя на светлых обоях уродливые бурые пятна. Бисквит рассыпался крошками по полу. Один из кремовых цветков прилип к полке с фотографиями, медленно сползая вниз липким следом.

На секунду в прихожей воцарилась мертвая тишина.

— Подавись своим дурацким тортиком! — закричала Аля, задыхаясь от ярости. Её трясло, словно в лихорадке. — Тебе никогда не понять моих проблем, ведь ты всегда была стройной и красивой! Отстань от меня со своей едой! Или по-другому заботиться ты просто не умеешь?

Мама застыла, широко раскрыв глаза. На её бежевом кардигане виднелись капли крема, а один локон выбился из идеальной прически. Такого за всё время их совместной жизни ещё не случалось. Аля никогда не кричала, никогда не спорила, всегда была тихой, послушной дочерью. Немного замкнутой, немного странной, но всегда вежливой. И вдруг — такая вспышка.

— Да как ты смеешь? — мама нашла в себе силы ответить, и в её голосе Аля различила одновременно шок, возмущение и совершенно искреннее непонимание. — Я для тебя стараюсь, забочусь, а ты… швыряешься тортами? Вообще с ума сошла?

Её лицо побледнело, а потом стало покрываться красными пятнами — верный признак гнева. Она всегда краснела неравномерно, пятнами, и это очень её смущало. Она тщательно скрывала эту особенность под тональным кремом, но сейчас, от неожиданности и ярости, не смогла совладать с собой.

— Ты не заботишься! — Аля уже не могла остановиться. Слёзы снова хлынули из глаз, но теперь это были слезы ярости, а не отчаяния. — Ты просто делаешь вид! Тебе на меня плевать! Тебе всегда было на меня плевать! Ты только изображаешь хорошую мать, чтобы подружки не сплетничали!

— Замолчи! — мама повысила голос, вытирая крем с кардигана и оставляя на ткани жирные разводы. — Не смей так разговаривать с собственной матерью! Я тебя растила, образование даю, одеваю, кормлю…

— Да, кормишь! Только этим и занимаешься! — Аля задыхалась от рыданий и ярости. — Почему ты не доела, Аля? Почему ты всё время ешь, Аля? — она передразнивала мать, и ей казалось, что вся горечь последних лет выливается в этой издевательской интонации. — А ты хоть раз спросила, как я себя чувствую? Хоть раз поинтересовалась, почему я плачу по ночам? Почему меня никто не приглашает на дни рождения? Почему у меня нет друзей? Ты заметила, что я похудеть пытаюсь? Что мне плохо и одиноко?

Аля видела, что её слова ранят мать, попадают в цель, и какая-то темная часть её существа