Великие балерины и танцоры - Сара Росси

Вацлав Фомич Нижинский

Публика, собравшаяся в Театре Елисейских полей в Париже, шокирована. Дамы ахают и прикрывают перчатками рты, мужчины покашливают и, потупившись, смотрят на носки ботинок, дети радостно хихикают.

– Какой скандал! – восклицает дама в парике с кудряшками. – Я ещё такого не видела!

И это правда. Но дело не в самом балете «Весна священная» Игоря Стравинского. Виновник скандала – исполнитель главной роли.

– Как он танцует! Это же неприлично!

До «неприличия» огорошила респектабельную парижскую публику в 1913 году одна из самых необычных постановок в истории балета. Главную партию в спектакле исполнил уроженец Киева Вацлав Фомич Нижинский, представитель русской балетной школы. Действуя подобно природной стихии, он совершил переворот в закостенелом балете той эпохи. Вдохнул в него новую жизнь взрывными постановками и обновлённой хореографией – чего стоили только его знаменитые угловатые движения!

Вацлав влюблялся в своих героев, как в реальных людей, и очень смело и оригинально рассказывал о своей любви.

Дерзкий гений на сцене, в жизни Нижинский совершал такие же безрассудные поступки и не боялся бросать вызов условностям.

Мерс Каннингем

– Танцевальное действо… без музыки? – Молодой музыкант Джон Кейдж, сидевший за пианино, посмотрел на Мерса. Репетиция давно закончилась. А двое друзей, как обычно, остались в репетиционном зале: Джон наигрывал новые мелодии, Мерс набрасывал идеи для хореографии.

– Без музыки, – подтвердил Мерс.

– Но, Мерс… Я всё-таки музыкант!

Каннингем вздёрнул брови.

– А… Точно. Ну тогда… почему бы нам не поставить шоу, в котором танец не будет связан с музыкой?

– И смысл его в том, что…

– …это будет необычно.

Изобретатель создаёт то, чего раньше не существовало. Иногда это конкретные предметы, например летательный аппарат или мясорубка. А иногда – идеи.

Американец Мерс Каннингем изобрёл новый язык танца. Главный заводила в революционной атмосфере семидесятых, он был наделён огромным талантом, но терпеть не мог балетные традиции. В его понимании танец не нуждался в историях и балетных сюжетах, потому что танцевать уже означало рассказывать.

Вместе с музыкантом Джоном Кейджем он придумывал постановки, в которых движения танцоров и музыка жили на сцене каждый своей жизнью, словно между ними не было никакой связи.

Марго Фонтейн

– Я слышал, что прима-балерина ушла из труппы.

– Как ушла? И что теперь будет?!

– Не знаю, что будет. Найдут замену.

– Ну и дела…

В тот вечер зрители пришли не ради неё. Они пришли ради театра, ради музыки, ради «Спящей красавицы» Чайковского. Но стоило её маленьким ножкам сделать несколько шагов по сцене, как всё остальное перестало существовать.

Дебют Марго Фонтейн – легендарное событие. Даже художники-декораторы, техники сцены и костюмеры за кулисами так и застыли на месте, когда на подмостки впорхнула новая прима-балерина. Она не танцевала под музыку: она сама стала музыкой. У музыки словно появилось тело – и это было тело Марго.

Она родилась в Англии, а детство провела в Китае. Там же с четырёх лет начала заниматься танцами. Изнурительно тренируясь по много часов подряд, Марго испытала на себе, что такое жёсткая китайская дисциплина. Вернувшись на родину и пройдя длинный путь, Фонтейн стала звездой Королевского балета Великобритании и удостоилась титула прима-балерины ассолюта – высочайшего звания в мире балета.

Легендарные сценические дуэты Фонтейн с Рудольфом Нуреевым, который был почти на двадцать лет моложе её, навсегда остались в памяти и сердцах зрителей.

Грегори Хайнс

В голубоватом воздухе плавает пыль, и зрителям кажется, что они под водой. Однако это тюремная камера. На койке, лениво растянувшись, лежит воришка. И больше ничего не происходит.

Но вот начинает протекать сточная труба. Одна капля за другой падают в размеренном ритме. В пустой камере можно умереть от скуки, поэтому воришка поднимается и под эту музыку, которую и музыкой назвать трудно, начинает бить чечётку.

В эту историю никто не поверил бы, если бы это не происходило в кино и в роли воришки не снимался Грегори Хайнс.

Гениальный чечёточник, не знавший себе равных, выдающийся танцор и человек с большим сердцем, Грегори Хайнс – легенда современного танца. Его мастерство приводило в немой восторг даже самых опытных артистов. Великий Барышников смотрел на него, широко раскрыв глаза, как изумлённый ребёнок.

Грегори вырос в Гарлеме, печально известном районе Нью-Йорка, но сумел стать звездой театра, кино и телевидения. Скромный и щедрый, он настойчиво боролся за то, чтобы чечётку преподавали в американских школах, и много сделал для обучения танцу детей, воспитанных улицей.

Светлана Захарова

Её называют стальной балериной. Потому что она проводит в репетиционном зале по десять часов в день. И не любит много говорить. Потому что перед спектаклем, стоя в тревожной полутьме за кулисами, она остаётся собранной и молчаливой, пока другие танцоры еле сдерживают волнение. И вот на сцену падает тонкий, как лезвие, луч света, а вокруг всё погружается во тьму. Появляется Светлана – медленно, вторя нежной мелодии любовной арии. Или быстро и безудержно, как пойманная птица, если звучит порывистая музыка. И всё тепло своего сердца балерина отдаёт роли.

В детстве она не хотела заниматься танцами. Это мама в мечтах видела её прима-балериной. Поэтому маленькую Светлану отправили учиться в Киевское хореографическое училище. И она в конце концов смирилась – не с желанием матери, а со своей судьбой. Она родилась для танца.

Если в репетиционном зале Захарова – боевая машина, то на сцене – богиня. Её карьера развивалась со скоростью молнии. Она стала этуаль миланского театра «Ла Скала» и прима-балериной Большого театра.

Кармен Амайя

– Взвесьте мне сардин, пожалуйста.

Торговец рыбой смотрел на молодую женщину перед прилавком. У него было такое чувство, будто он её уже где-то видел.

– Вы, наверное, знаменитость? – отважился он спросить.

– Может быть, – женщина рассмеялась. – Сегодня вечером я танцую в Карнеги-холле.

Торговец рыбой раскрыл рот от удивления.