Рассказы о трех искусствах - Марина Викторовна Андреева

Реймсский собор. Франция.

Средневековый замок Алькасар. Испания.

Фигуры святых. Собор в Шартре. Франция.

МУРОЛЬ АРИСТОТЕЛЬ

20 мая 1474 года в Москве стояла ясная погода. Весь день усердно работали каменотесы на стройке собора, и храм уже был выведен до самых сводов.

— Чудна вельми и превысока зело! — говорили москвичи о новой церкви.

За час до заката работники спустили рукава, надели шапки и разошлись по домам ужинать. Однако ж, пока было светло, еще многие москвичи взбирались на подмостки — поглядеть. Но после захода солнца ушли и они. А потом случилось неслыханное дело — затряслась земля.

Сперва упала северная стена.

За ней наполовину разрушилась западная и устроенные при ней хоры.

«Бысть трус во граде Москве» — записал про это землетрясение летописец.

Весь город опечалился гибелью собора, и великий князь Иван III решил призвать мастеров из других стран. А так как с венецианским дожем в то время как раз происходили оживленные переговоры, то в июле поехал в Венецию послом Семен Толбузин. От верных людей слыхали, что служит сейчас у дожа хороший зодчий из города Болоньи — Аристотель Фиораванти. Еще лет двадцать назад придумал он такую механику, что на 35 футов передвинул колокольню со всеми колоколами и получил за это 50 золотых флоринов от самого кардинала. А в соседнем с Болоньей городе Ченто, где колокольня скривилась, Аристотель выпрямил ее, не вынимая ни одного кирпича.

Над серебристой лагуной рисовался светлый силуэт города. Узкие, длинные, выкрашенные в черный цвет гондолы скользили по неподвижной воде каналов, и отражения мраморных дворцов дрожали и разбивались под ударами весел. Солнечные лучи играли на позолоченной резьбе сорокавесельной галеры, привязанной к деревянному столбу у южного фасада дворца дожей. С ее палубы венецианские дожи бросали золотые кольца в воды Адриатики, совершая обряд обручения с морем сильнейшей морской державы — Венеции.

Дож Марчелло стоял на легкой открытой галерее — лоджии — второго этажа дворца. Он был не в духе. Ему решительно не хотелось отпускать в далекую неизвестную Русь своего лучшего архитектора Аристотеля Фиораванти. Но посол Толбузин не отставал. Он засыпал дожа просьбами, уверял в большой к нему дружбе великого князя Москвы, хлопотал и ходатайствовал больше полугода. Ссориться же с Иваном III было невыгодно. Именно он натравил татарского хана на турок — исконных врагов Венеции. Да и сам Аристотель не возражал против поездки. Несмотря на свои шестьдесят лет, он был любознателен как юноша. Загадочная, никому не известная страна неудержимо влекла его к себе.

В СНЕЖНУЮ МОСКОВИЮ. В январе 1475 года Толбузин и Фиораванти двинулись в далекий путь.

Аристотель взял с собой своего сына Андреа и одного из помощников — юношу по имени Пьетро.

Путь был трудным. Проехали Германию, миновали резиденцию прусского герцога — Кенигсберг. В Кракове поставили возок на полозья.

Ехали быстро, несмотря на жестокие морозы, снежные метели и заносы. Закутанные в теплые шубы, сидя в крытом возке, путешественники проезжали до 150 верст в сутки.

Пока ехали, зима кончилась. В Москву прибыли в начале апреля 1475 года.

«Возвратился посол Толбузин, — отмечает летописец, — и привел с собою мастера Муроля[5], кой ставил церкви и полаты, Аристотель именем».

Когда подъезжали к столице, с высокого берега реки Москвы открылся перед Фиораванти вид на диковинный, почти сплошь деревянный город. Только белокаменные зубчатые стены с башнями опоясывали Кремль с несколькими церквами, деревянным дворцом великого князя и боярскими теремами. Город, занимавший небольшую площадь по правому берегу реки Москвы у впадения Неглинки, казался обширнее, чем был. Его увеличивали пространные сады и огороды при каждом доме.

Тяжелый возок медленно ехал по узким уличкам пригородных слобод. При выборе места для постройки москвичи считались только со своими удобствами. Нередко дома ставили поперек улицы, и поэтому проезды между усадьбами превращались в кривые переулки со множеством глухих тупиков. С наступлением сумерек улицы перегораживались бревнами, у которых стояла стража, никого не впускавшая после установленного часа.

Наконец возок въехал в кремлевские ворота. Забыв усталость, Фиораванти с интересом рассматривал непривычную архитектуру. Его поражала затейливая деревянная резьба наличников окон, крылец и ворот.

Иван III и его жена Софья Фоминична радушно встретили итальянского гостя в приемных покоях своего дворца. Необычным показалось ему убранство зала. На обитых сукном стенах висели только иконы с подвесками из парчи.

Мебели было мало: дубовый резной стол, лавки, покрытые парчой, да трон — кресло великого князя. На изразцах высокой печи цветы, плоды и люди переплетались в причудливой, непривычной манере.

Несмотря на утомительное трехмесячное путешествие, архитектор отказался отдыхать. В тот же день он отправился на стройку и обследовал остатки разрушенного собора. Он хвалил прекрасную работу русских каменотесов, но тут же отметил невысокое качество извести.

— Известь не клеевита, да и камень не тверд, — сказал он. — Плита тверже камня. Своды надо делать плитою.

Строить вновь северную стену Фиораванти не согласился, предпочтя все сломать и начать дело сызнова. Установив три столба, он повесил между ними на канате дубовый брус, окованный железом. Мерные удары тяжело падали на стены, разбивая непрочную кладку.

«Чудно было смотреть, — пишет летописец. — Что три года делали, а он в одну неделю и даже меньше все развалил, так что не поспевали выносить камень, а то бы в три дня хотел развалить».

Однако начинать стройку архитектор не торопился. Фиораванти понимал, что он не может не считаться с обычаями и вкусами русского народа, не должен искусственно переносить сюда привычные ему формы западной архитектуры.

Поэтому, закончив закладку фундамента, Аристотель отправился путешествовать по стране для знакомства с древнерусским зодчеством.

Постройка городских стен во Владимире.

Церковь святого Георгия. Старая Ладога.

ПОЛНОЧНОЕ СОЛНЦЕ. Взяв с собой топор, огниво с трутом, котел и запас пищи, он долгими неделями пробирался через реки и девственные леса русского Севера на лодках, лошадях.

Со своим проводником-переводчиком Фиораванти нередко ночевал на берегу реки под открытым небом. Но зато он увидел и услышал много интересного.

Был он в городе с крепостью на Белоозере, заезжал в Устюг и Холмогоры, видел Соловки — монастырь, куда нет входа женщинам, слышал рассказы о Великой Перми, где жители хлеба почти