Избранник - Хаим Поток

Молодой доктор вернулся. На сей раз — с другим врачом. Тот был блондином и выглядел немного постарше. Он подошел ко мне без единого слова и посмотрел в мой глаз через инструмент.

Я заметил, что он напрягся.

— Снайдмен здесь? — спросил он, продолжая глядеть в инструмент.

— Я видел его несколько минут назад, — отозвался первый врач.

— Лучше бы ему взглянуть, — сказал второй и медленно разогнулся.

— Полежи еще, сынок, — сказал первый доктор. — Сестра сейчас придет.

Они вышли. Вошла сестра и улыбнулась.

— Вот так будет меньше болеть, — сказала она и закапала что-то мне в левый глаз. — Теперь закрой его и приложи сверху вот эту ватку. Умница.

Она вышла.

Вернулся мистер Галантер.

— Он едет сюда.

— Какой был у него голос?

— Не могу тебе сказать. Он просто сказал, что сейчас приедет.

— Ему вредно волноваться. Он не очень хорошо себя чувствует.

— Все будет в порядке, парень. Это отличная больница. Как твой глаз?

— Теперь лучше. Они туда что-то закапали.

— Вот и хорошо. Я же говорю — это отличная больница. Мне здесь аппендицит вырезали.

В комнату вошли три человека. Двое из них были давешние доктора, а третий — невысокий мужчина средних лет с круглым лицом, темной шевелюрой и седеющими усами. Халата он не носил.

— Это доктор Снайдмен, сынок, — сказал первый врач. — Он тоже хочет взглянуть на твой глаз.

Доктор Снайдмен подошел ко мне и улыбнулся:

— Мне сказали, у тебя приключился непростой матч, молодой человек? Давай-ка взглянем.

Он так тепло улыбался, что я сразу проникся к нему симпатией. Он снял ватку с глаза и направил на него инструмент. Смотрел он долго. Затем медленно распрямился и повернулся к мистеру Галантеру:

— Вы отец мальчика?

— Я позвонил его отцу. Он едет сюда.

— Нам понадобится его подпись.

Потом доктор Снайдмен повернулся к коллегам и добавил:

— Нет, я не думаю. Я думаю, это на самой границе. Мне надо посмотреть получше там, наверху.

Потом снова повернулся ко мне и тепло улыбнулся:

— Глаза не предназначены для того, чтобы ими мячи отбивать, молодой человек.

— Он правда очень сильно ударил…

— Ну конечно, правда. Нам надо поднять тебя наверх и там посмотреть получше.

Три доктора вышли.

— А что там наверху? — спросил я у мистера Галантера.

— Офтальмология, я думаю. Всякие большие инструменты.

— И что они там глядеть собираются?

— Не знаю, парень. Мне никто ничего не говорит.

Два санитара вкатили в комнату каталку. Когда они подняли меня со смотрового стола, в голове у меня запульсировала боль, а в глазах замелькали красные, черные и зеленые вспышки. Я вскрикнул.

— Прости, малыш, — с сочувствием сказал один из них.

Они осторожно переложили меня на каталку и выкатили в коридор. Мистер Галантер последовал за нами.

— Вон лифт, — добавил второй. Оба они были очень молоды и почти не отличались друг от друга в своих белых куртках, белых штанах и белой обуви.

— Я никогда раньше не видел такой свет, — сказал я.

— Какой свет?

— Мигающий. Как это они сделали, что лампы меняют цвет?

Санитары переглянулись.

— Не обращай внимания, малыш, — сказал один из них. — Просто расслабься.

— Я никогда не видел, чтобы лампы так меняли цвет, — повторил я.

— Господи Иисусе, — прошептал мистер Галантер.

Он стоял рядом с каталкой, спиной к лифту. Я попытался повернуть голову, чтобы взглянуть на него, но боль была слишком сильной, и я оставил это. Я никогда раньше не слышал, чтобы он такое говорил, и недоумевал, почему он сейчас так сказал. Я лежал, разглядывая лампочки, и размышлял о том, почему мистер Галантер сейчас так выразился, а потом заметил, что один из санитаров наклонился надо мной с сочувственной улыбкой. Я вспомнил, как Дэнни Сендерс стоял на базе и изучал меня со своей идиотской ухмылочкой на губах. Я прикрыл глаз и стал прислушиваться к шуму лифта. Какой медленный лифт, думал я. Но как же они сделали, что лампочки меняют цвет? Потом свет стал тускнеть, а все вокруг меня закричали. Кто-то начал вытирать мне лоб, а потом свет резко погас.

Я открыл правый глаз.

— Ну, молодой человек, как дела? — спросила медсестра в белом халате.

Я смотрел на нее снизу вверх и никак не понимал, что происходит. Потом я все вспомнил — и не смог вымолвить ни слова. Я просто смотрел на медсестру, которая стояла у моей кровати и улыбалась мне сверху вниз. Она была коренастая, с круглым мясистым лицом и стрижеными темными волосами.

— Ну-ка, давай попробуем, — сказала она наконец. — Подвигай немножко головой — только немножко! И скажи мне, что ты чувствуешь.

Я повертел головой по подушке из стороны в сторону.

— Чувствую себя отлично.

— Вот и хорошо. Ты голодный?

— Да, мэм.

— Просто отлично! Теперь мы можем это убрать.

С этими словами она раздернула занавески вокруг кровати. Я заморгал на неожиданно ярком свете.

— Так ведь лучше, правда?

— Да, мэм. Спасибо. Мой отец здесь?

— Скоро будет. А ты пока лежи и отдыхай. Скоро ужин начнут разносить. Все с тобой будет в порядке.

Она вышла.

Я немного полежал, глядя на яркий солнечный свет. Он лился через высокие окна напротив моей кровати. Я мог видеть их только правым глазом, и очертания их расплывались. Я осторожно повернул голову налево, не отрывая ее от подушки и стараясь не сместить повязку, покрывавшую мой левый глаз. Голова моя не болела совершенно, и я не мог понять, как им удалось так быстро этого добиться. Мне пришли на ум лестные слова мистера Галантера в адрес этой больницы. На мгновение я задумался — где он? И где мой отец? Но потом я стал разглядывать мужчину на соседней койке и забыл про них обоих.

На вид ему было лет тридцать пять; у него широкие плечи и костистое лицо с квадратной челюстью и темной щетиной. Волосы черные, зачесанные назад и разделенные посередине пробором. Длинные руки покрыты темными завитками волос, а на правом глазу черная заплатка. Нос расплюснут, и полудюймовый шрам под нижней губой резко белел среди темной щетины. Он играл сам с собой в карты, сидя на кровати, и широко улыбался. Часть карт была выложена рядочками на одеяле, он вытаскивал по одной другие карты из колоды, которая была у него в руках, и добавлял к рядам.