Мы, утонувшие - Карстен Йенсен

Экономка разлила пунш и протянула нам бокалы. Мы заранее провертели в масках и чулках удобные отверстия для рта и принесли с собой трубочки, так что можно было пить в масках, не выдавая себя. Масленица же.

Большинство присутствующих в тот вечер нарядились дамами, массивными, широкоплечими женщинами с невероятного размера грудями, вес которых, по идее, должен был заставить их согнуться в три погибели, но вместо этого «дамы» мяли и приподнимали груди, как будто те весили не больше подушки из перьев или двух. Одеты «дамы» были в полушерстяные юбки с бархатными лентами, блузы с декоративными складочками, вышитые передники и такие длинные шали, что ими можно было разом замотать и голову, и грудь, и поясницу, — все это со дна бабушкиного сундука, хранимое годами, чинимое от раза к разу и вынутое на свет божий в честь сегодняшнего вечера.

Мы качали бедрами, беспорядочно размахивали руками — не только из-за количества выпитого пунша, но и по причине странного чувства легкости, которое сопутствует переодеванию в женскую одежду. Скрытые под плащами, чепцами, шапками, абажурами и париками, в масках, представляющих собой не что иное, как намалеванные красным губы трубочкой и распахнутые глаза с длинными черными ресницами, веером стоящими на лбу, мы все время норовили прильнуть к ближайшей мужской груди, беспрестанно воркуя, как голуби, и высокими искаженными фальцетами отпускали дерзкие замечания, на грани с откровенными пошлостями, в той степени, в какой могли себе это позволить, памятуя о том, что слова исходят из ротиков добропорядочных дам.

Самой грубой шуткой вечера была невеста. На ней была нижняя юбка, надетая поверх пояса для чулок цвета сырого мяса, застегнутого на массивной талии. Под молочно-белым лифом колыхались две груди, каждая из них смотрела в свою сторону. Каждый раз, когда невеста совершала кокетливый поворот туловищем, груди сталкивались со смачным шлепком. На голове — светлый парик с толстыми, торчащими в стороны косами. Накрахмаленная фага топорщилась снежным вихрем кружев.

Невеста подошла к капитану Мэдсену и потерла мочку его уха. Он раздраженно отдернул голову.

— Как продвигаются любовные дела, маинький Альберт? — спросила невеста высоким звонким голосом, какими селянки раньше завывали на похоронах. — Свадьба-то будет?

Капитан Мэдсен застыл с таким выражением лица, словно речь шла об испытании на выносливость и все это пройдет само собой, если только немного подождать.

Невеста положила большую, затянутую в перчатку руку на бедро капитана Мэдсена, близко к паху:

— Не жмет?

На секунду она вышла из роли и прыснула от смеха.

Поросенок удрал от пирата в углу и подскочил к Альберту. На розовом брюшке торчали две острые грудки, жесткие и неподвижные, как два обвиняющих указательных пальца.

— Что, аппетита нет, маинький Альберт? — произнес поросенок.

Невеста чмокала. Поросенок, хрюкая, подставил ей пятачок.

Масленица же, сплошные шутки.

Экономка ушла, большая чаша с пуншем практически опустела.

— Маинький Альберт, — повторил поросенок, у него, похоже, имелась поэтическая жилка. Во всяком случае, он тут же сымпровизировал стишок о хозяине.