Повести монгольских писателей. Том первый - Цэндийн Дамдинсурэн

мне сказала. «Доченька, — говорит, — жена должна мужа слушаться да копить в доме богатства, которые муж приносит. Я с мужем жила с семнадцати лет, и в моем доме всегда было так заведено, пока черные волосы наши не побелели, пока зубы все не повыпали, пока год назад его смерть нас не разлучила. А мой муженек в молодости горячим был, что тебе огонь. Где праздник какой, надом, он всегда там — и поет, и на хуре играет, и борьбой балуется. Ну а я дома: убираю, готовлю, за скотиной приглядываю. Так мы жили, и ни в чем не было у нас недостатка. Да ты и сама видишь — и еды вдоволь, и питья всякого. Скажу и про нынешних хозяек! Мужчины хорошие на нашей реке не перевелись, зато девушки плохие стали! Эх, доченька, женщине положено степенность соблюдать, а не кривляться да бегать из дому. Нехорошо это!» И не один раз она мне это говорила, только не пойму зачем. Помнишь, минувшей зимой в сомонном центре устроили недельные курсы для ревсомольцев-животноводов? И мне из ячейки прислали приглашение. Написали: «Будь обязательно, за ребенком твоим есть кому присмотреть». Я сказала об этом Дуйнхару, а он мне в ответ: «Езжай, конечно, езжай!» — и еду мне в дорогу собрал. Матери мы сказать об этом не отважились. Но браслет и кольца я тогда надела, чтобы ее не обидеть. На рассвете, помню, выехали, Дуйнхар проводил меня до самого центра. «Ну, учись хорошо!» — сказал на прощанье, достал из-за пазухи кошелек и денег дал. «Если будет что купить в сомоне, — говорит, — купи да домой поскорей возвращайся!» Сказал и домой уехал. А я подумала: «Мои сверстницы таких браслетов, как на мне, в глаза не видывали». Стыдно мне стало, я браслет сняла, в платок его завернула и на самое дно сумки убрала. А когда начались занятия, я увидела, что другие девушки с удивлением на меня поглядывают — откуда, мол, такая взялась со старинным накосником в волосах. Еле обеденного перерыва дождалась и накосник тоже туда же, в сумку, на дно, спрятала. Сразу на душе полегчало. Ты представить не можешь, как я тогда измучилась.

На этом разговор подруг прервался, а вскоре Дунжидма снова уехала на недельные курсы молодых животноводов в сомон. Оставшись одна, Хорол-гуай усадила внука на хоймор, и малыш принялся что-то сооружать из кубиков. Не успев закончить свою постройку, он ее тут же разрушил, бормоча себе под нос, будто взрослый.

— Бросила нас с тобой молодая мать, — заговорила Хорол. — Ну да ничего, внучек, пока бабушка с тобой, не пропадешь!..

У коновязи спешились двое — это вернулась Дунжидма, а с нею приехал в бригаду с проверкой человек из сомона. Едва Дунжидма показалась во входном проеме, как сын поспешно заковылял к матери, а та захлопотала, угостила гостя чаем. Представитель сомона напился, поблагодарил, поинтересовался стадом и на прощанье сказал:

— Готовьте сырье для сдачи. Завтра вечером к вам приедет агент из бригады и заберет его… А еще передайте Дуйнхару, что ему задание от объединения — застрелить двух лис. Если ружье новое нужно, пусть заедет в сомонную лавку — только что туда ружья завезли…

Дунжидма возбужденно начала рассказывать свекрови, чему их учили на курсах. Тетушка Хорол молча зачесала назад свои густые с голубой проседью волосы и так сильно стянула их, что гладкая сухая кожа на ее лбу пошла морщинами, и — то ли от этого, то ли от чего другого — на лице появилось недовольное выражение. Дунжидма сидела на корточках и, когда смотрела снизу вверх на свекровь, то подбородок старухи походил на крючок.

— Мама! А еще в сомоне строят двухэтажный дом, и, наверно, в нем будет школа. Мы занимались каждый день по восемь часов, а вечерами слушали музыку, кино смотрели, спектакли. До чего же все интересно! Сколько новых мыслей в голове появилось. Занятия вели по очереди секретарь ячейки ревсомола и заместитель секретаря парторганизации. Очень строго следили за тем, чтобы на занятия мы не опаздывали и ни одного часа не пропускали. Даже в кино отмечали, кто пришел, кто нет. Тех, что кино пропускали, утром перед всеми отчитывали.

Говорила Дунжидма и не предполагала, что старая Хорол думала про себя: «Да-да, как же! Говоришь, ругали, если кто кино пропускал! Знаем мы эти кино!» А Дунжидма раскраснелась и не заметила, что, рассказывая, радостно улыбается.

— Наши учителя сил не жалели, ночей не спали, только бы нас, темных, еще чему-нибудь научить. Даже танцами с нами занимались. А мы хороши! Всю жизнь только и знали, что за коровье вымя держаться. Как до танцев дошло, так ни руки, ни ноги не слушаются! Я тоже пробовала танцевать, да ничего у меня не вышло. Раньше мне казалось, что танцы — детская забава, чему тут учиться, ан нет! В сомонном клубе есть музыкант. Да вы его видели прошлым летом — он у нас в бригаде концерт устроил и танцевал так здорово, что его несколько раз вызывали.

Тут Хорол-гуай кивнула, но на лице ее не выразилось никаких чувств. А Дунжидма, не замечая выражения лица свекрови, продолжала:

— А помните молодого учителя? Какой хороший человек — это он со мной танцами занимался! Гонял до седьмого пота, пока ночь не наступит…

«Так-так! Пока ночь не наступит!.. Все эти учителя прохвосты и больше ничего! Что учитель, что бес! Вот, значит, как ты бережешь честь моего сына! Знала я, что добром это ученье не кончится…» — думала тем временем Хорол-гуай.

— До чего же трудно танцевать, — продолжала Дунжидма. — Учитель считает — раз, два, три — под музыку показывает движения, а ты — за ним, и если что пропустишь, то весь танец насмарку. Жавза оказалась способнее меня. Кроме основных предметов, мы и музыку — это пение и танцы — сдавали, — с этими словами Дунжидма вынула из сумочки бумагу и проговорила с гордостью: — Это экзаменационная ведомость, в ней мои отметки.

Матушка Хорол недовольно посмотрела на невестку:

— Меня грамоте не учили, для меня эта бумажка — все равно что пустое место.

А Дунжидма, водя пальцем по ведомости, стала объяснять:

— Смотрите, мама! Музыка и математика — тройки, по остальным — четверки и пятерки.

Она хотела положить ведомость на сундук, но Хорол-гуай остановила ее:

— Убери-ка эту бумажку подальше — малыш порвет.

В самом деле мальчуган уже потянулся к ведомости. Гладя сына по голове, Дунжидма ласково сказала ему:

— Мама твоя не очень хорошо училась, но в следующий раз привезет сыночку одни пятерки!

«Ишь ты разошлась, — думала старая Хорол, — опять собирается из дому бежать. Не иначе как в сердце ее