Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

Ну, а если наступает время, неблагоприятное для трудов землепашца? Тогда они предаются мирным увеселениям в домашнем кругу. Несколько семей, собравшись в чьем-нибудь доме, танцуют, играют на музыкальных инструментах, рассуждают о текущих делах, решают хозяйственные вопросы. Искренне преданные добродетели, они с воодушевлением воздают хвалу тому образу жизни, которым они обязаны своему государю, славят Всевышнего, благословляют правителей. Все счастливы.

В сезон дождей островитяне часто смотрят театральные представления. Здание театра, где местные жители наслаждаются драматическим искусством, как в столице, так и в любом провинциальном городе, построено на возвышенности, рядом с продовольственными складами. Авторами пьес, как правило, являются старики, желающие преподать народу уроки нравственности, чтобы по окончании представления каждый из зрителей стал порядочнее и честнее».

Чистые и мирные нравы этого доброго народа заставили меня вспомнить предание о золотом веке человечества.

Уютные домики, попадавшиеся на моем пути, казались мне храмами Астреи. С удовольствием путешествуя по острову, я настолько воодушевился, что по возвращении в столицу сразу же бросился к Заме, желая воздать ему заслуженную хвалу. Я уверял его в том, что если бы сильная страсть не сжигала мое сердце, то я попросил бы у него лишь одной милости — разрешить провести мне остаток дней рядом с ним.

Выслушав меня, правитель спросил о причине моей тревоги, поинтересовался, зачем я вообще отправился в плавание. Я рассказал ему мою историю, заклиная дать мне какой-нибудь мудрый совет и уверяя, что его мнение станет для меня жизненным правилом. Достойный муж, сожалея о моих несчастьях, отнесся ко мне как родной отец.

Он преподал мне прекрасный урок, показав на моем примере, куда может завлечь человека страсть, вырвавшаяся из-под контроля воли. Наконец Заме настоятельно потребовал, чтобы я вернулся во Францию.

«Ваши поиски, несмотря на огромные труды, — сказал он мне, — так и не принесли никакого результата. Вероятно, кто-то из местных жителей ввел вас в заблуждение. Да, это мне представляется весьма правдоподобным. Но даже если предположить обратное, велика ли вероятность найти одну женщину среди земель, населенных миллионами людей, куда вы и отправились на поиски? Вы напрасно потеряли все ваши деньги, расстроили здоровье, не добившись притом ни малейшего успеха. Леонора, женщина по сравнению с вами более рассудительная, наверное, поступила проще. Она поняла, что ваша родина — естественное место встречи. Не сомневайтесь, Леонора давно возвратилась во Францию, надеясь когда-нибудь увидеться там с вами».

Я подчинился… Бросившись ниц перед этим божественным человеком, я поклялся следовать его советам.

«Пойдем же, — сказал он, заставив меня подняться с земли, и, как нежный отец, заключил меня в объятия. — Сын мой, пойдем отсюда. Перед разлукой мне хотелось доставить тебе еще одно удовольствие. Следуй за мной».

Заме решил порадовать меня зрелищем морской битвы. На вершине скалы, одиноко вздымавшейся среди волн, был установлен своеобразный трон; на нем восседала облаченная в пышные одеяния прекрасная Зилия. Вокруг трона толпилось множество женщин, составлявших ее свиту. Сто четырехвесельных пирог защищали скалу, и к ней быстро подплывала другая такая же сотня. Нападавшие, по-видимому, намеревались похитить Зилию. Атака велась под руководством Ораи, тогда как его брат возглавлял обороняющиеся суда. По условленному сигналу, вздымая ввысь фонтаны воды, пироги пришли в движение и очень скоро перемешались. Сражение походило на живописную картину баталиста; участники его были храбрыми и проворными. Кое-кто из гребцов все-таки оказался в воде, а часть пирог перевернулась. Наконец защищавший скалу флот сдался. Ораи, одержавший блестящую победу, подобно промелькнувшей в небесах молнии, бросился на вершину скалы, обнял свою очаровательную супругу, поднял ее на руки, бегом вернулся к пироге и в сопровождении всех участников морской битвы возвратился в порт под бурные возгласы одобрения наблюдавших за сражением островитян.

«Он не видел своей жены в течение десяти дней, — сказал мне добрый Заме. — Этот скромный праздник, по моему замыслу, должен был придать встрече супругов остроту ощущений. Наконец-то я могу питать надежду стать дедом».

«Так неужели до сих пор?..» — удивился я.

«К сожалению, — отвечал мне достойный старик, причем на глазах его выступили слезы. — Вы сами видели, как красива наша Зилия, и, тем не менее, мой сын относился к ней крайне равнодушно. Он даже вообще не хотел жениться.

«Но вы продолжали питать надежду?»

«Разумеется, — живо откликнулся Заме. — Я решил взять на вооружение методу Ликурга. Искусственные трудности, приходя на помощь природе, возбуждают воображение, и благодаря им можно пробудить желание, которое при иных обстоятельствах просто не возникает. Хитрость моя увенчалась успехом: вы видели с какой страстью Ораи бросился на приступ. Но если бы первая победа не повлекла за собой другую, если бы мой план провалился, то Зилия и Ораи расстались бы друг с другом еще на два месяца. Да, когда желания мужчины встречают неизменное сопротивление, когда свидания с женщиной постоянно откладываются, страсть приобретает нужную остроту, так что с моей помощью Ораи все равно влюбился бы в Зилию, даже помимо своей воли».

«Но, Заме, может быть, в его сердце какая-нибудь другая…»

«Нет, если бы это было так, неужели ты думаешь, что тогда я отдал бы ее в жены моему сыну? Непреодолимое отвращение к браку и, вероятно, какие-то иные причуды… Разве ты недостаточно изучил природу? И тебе неведома ее капризная непоследовательность? Но Ораи должен исправиться, ведь все препятствия к нормальной жизни отныне устранены. Осталось только получше направить его естественные наклонности, а за действенность моих средств я могу поручиться».

И в кругу собственной семьи, и при управлении подданными философ Заме, как мы теперь видим, стремился воздействовать на человеческую душу, с тем чтобы облагородить своих сограждан, обратить их частные пороки на пользу обществу, внушить им, несмотря на первоначальное сопротивление и различные природные наклонности, пламенную любовь к добродетели. Заме шел к победе постепенно. Иными словами, добро выращивалось им на обильно удобренной злом почве, причем он никогда не прибегал к суровым наказаниям, но пользовался лишь естественными для человека чувствительностью и стремлением к славе.

«Друг мой, настало время расстаться, — сказал мне на следующий день Заме, когда мы подошли к пристани. Я говорю тебе эти слова первым, потому что не хочу слышать их от тебя».

«О почтенный старец, какое ужасное мгновение! Я не могу без волнения даже думать о разлуке, поскольку моя привязанность к вам не знает границ».

«Ты будешь меня вспоминать, — говорил мне этот достойный человек, прижимая меня к своей груди, — порой тебе