Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

«Ты чувствуешь, какой на острове климат, — сказал мне Заме, — здоровый, мягкий, не подверженный атмосферным колебаниям; растительность здесь богатая и изобильная, воздух поражает своей чистотой. Дожди, выпадающие на острове в июле и августе, определяют собой время года, которое мы называем зимой; воздух у нас, разумеется, никогда не охлаждается до такой степени, чтобы заставить местных жителей носить теплую одежду. Никто на острове никогда не простужался, да и вообще люди заболевают здесь крайне редко. Наибольшее из зол, обрушиваемых на нас природой, — преклонный возраст: почти все местные жители умирают в глубокой старости естественной смертью.

Наши искусства тебе уже известны, поэтому я не буду о них рассказывать. Что касается наук, то число их крайне ограниченно. Каждый островитянин умеет читать и писать: мой отец в первую очередь добился всеобщей грамотности населения. Поскольку большинство островитян свободно владеет французским языком, то я привез сюда пятьдесят тысяч томов, скорее для развлечения граждан, чем ради их образования. Книги эти я распределил по городам, составив из них небольшие библиотеки, которыми охотно пользуются местные жители, разумеется, если остается свободное время после работы в поле. Ранее островитяне уже обладали кое-какими познаниями в астрономии, так что мне осталось только уточнить их сведения. Они также были сведущи в практической медицине, причем в объеме, достаточном для спокойной жизни. Пользуясь трудами лучших врачей, я и здесь внес необходимые улучшения. Туземцам и раньше была знакома архитектура: каменные строения на острове выглядели весьма недурно. Наконец, они неплохо разбирались в военном искусстве и умели строить прекрасные морские суда. Отдельные наши граждане развлекаются сочинением стихов на родном языке; если бы ты понимал этот язык, то нашел бы нашу поэзию сладкозвучной, приятной и выразительной. Что же касается богословия и юриспруденции, то науки эти, слава Богу, на острове совершенно неизвестны. Пожелай я погубить моих подданных, тогда, ясное дело, можно было постараться завести их в лабиринт заблуждений и нелепостей. Создавать сословие священников и судейских — значит вести народ прямой дорогой к гибели. Если бы я пошел по этому пути, то священники занимали бы сограждан разговорами о Боге, а юристы, рассуждающие по Фаринацию, начали бы сооружать виселицы, которые они, по всей видимости, считают непременным архитектурным украшением городских площадей.

Да, кое-где у вас в стране мне приходилось видеть эти вечные памятники национального позора, свидетельствующие как о жестокосердии правителей, дозволивших тупоумным судейским скотам воздвигать эшафоты, так и о невежестве народа, согласившегося терпеть страдания. Давайте-ка пообедаем, — прервал свою тираду Заме, — сегодня вечером я постараюсь доставить вам новое удовольствие. Вы даже не подозреваете, какими талантами обладают мои островитяне».

Когда наступил вечер, Заме повел меня на городскую площадь, пропорции которой вызывали у меня восхищение.

«Но ты забыл о главном ее достоинстве, — заметил Заме, — ведь на ней никогда не проливалась кровь человека. Никогда и в будущем не совершат здесь столь позорного деяния».

Мы прошли немного вперед. Передо мной стояло красивое здание правильной формы, расположенное параллельно дворцу Заме. Я до сих пор не знал, для чего оно было предназначено. Оба строения значительно украшали площадь.

«Два верхних этажа, — сказал мне мой спутник-философ, — используются нами в качестве общественной житницы. Я наложил на граждан лишь один налог, который, впрочем, исправно плачу и сам. Каждый островитянин раз в году обязан привезти на общественный склад небольшое количество плодов, полученных с обрабатываемого им участка, — разумеется, речь идет о плодах, способных хорошо сохраняться. В голодные времена мы пользуемся этими запасами. Население столицы может питаться из житницы в течение двух лет, то же самое относится и к прочим городам, так что мы не боимся даже продолжительных неурожаев. Поскольку же здесь нет ни чиновников, ни перекупщиков, опасность умереть с голоду нам, судя по всему, не угрожает.

В нижней части здания расположена театральная зала. Развлечение это, если дело поставлено правильно, по моему мнению, необходимо для любого народа. Мудрые китайцы придерживаются такой же точки зрения, ведь они увлекаются театром более трех тысяч лет. Греки только лишь взяли с них пример. Меня, впрочем, крайне удивляет то обстоятельство, что римлянам понадобилось четыре столетия, чтобы допустить у себя театральные представления, а персы и индийцы вообще ничего о них не знают.

Сегодня вечером дается спектакль, чтобы торжественно вас приветствовать. Пройдемте, и вы увидите, какую пользу извлекаю я из этого благопристойного и познавательного развлечения».

Я очутился в обширном, со вкусом обставленном здании. Театр этот был построен еще при жизни отца Заме, стремившегося ввести на острове здравые европейские обычаи. Он обнаружил, что в прошлом островитяне, несмотря на низкий уровень развития, любили зрелища, так что правителю оставалось внести в пьесы отдельные улучшения, насколько то было в его силах, дабы театральные представления приносили народу большую пользу. Внутреннее убранство театра отличалось простотой; повсюду царила скромная изысканность и далекая от роскоши чистота. Способная вмещать более двух тысяч человек, зала была наполнена до отказа. Актеры выступали на сцене, находившейся на возвышении. Роли исполняли следующие лица: прекрасная Зилия, ее муж, дочери Заме и молодые люди из числа живущих в городе. Всех их мы скоро увидим в представлений.

Драма была написана на местном наречии. Заме, оказавшийся автором, любезно объяснял мне по ходу действия смысл отдельных сцен. Содержание пьесы сводилось к следующему: некая молодая жена осмелилась нарушить святость супружеских уз, но затем искупила свою ошибку жестокими страданиями, которые, как правило, в избытке обрушиваются на прелюбодеев.

Рядом с нами сидела хорошенькая женщина; черты лица ее, как мне показалось, по мере развития действия пьесы претерпевали изменения. Сначала она покраснела, потом побледнела, грудь ее затрепетала от вздохов, дыхание участилось, наконец у нее из глаз брызнули слезы. Женщина предпринимала отчаянные усилия, пытаясь скрыть от окружающих свои душевные страдания, но волнение ее было так велико, что она не выдержала. С криками отчаяния зрительница начала рвать на себе волосы, а затем поднялась с места и выбежала из залы.

«Прекрасно! — обратился ко мне Заме, внимательно следивший за разыгравшейся перед нами сценой. — Великолепно! Ну, как видите: мои уроки оказывают кое-какое действие! Вот и все наказания, ведь для исправления людей чувствительных нет необходимости прибегать к иным средствам. Кстати говоря, во Франции женщина, повинная в прелюбодеянии, нагло пренебрегает общественным мнением, поскольку она даже не понимает смысла высказываемых ей упреков. Зато в Сиаме прелюбодейку отдают на растерзание слону. Не кажется ли вам, однако, что излишняя терпимость к нарушению супружеской верности и варварская жестокость, распространившаяся среди другого народа, представляют собой одинаковую опасность для граждан? Не