Город чудес - Эдуардо Мендоса

– Между мной и прогрессом идет смертельная война, – говорил он. – Боюсь, в этой войне проиграю я.

В конце концов на пересечении улиц Байлен и Гран-Виа на него наехал трамвай, и Антонио Гауди-и-Корнет умер в госпитале Святого Креста. Авиационных конструкторов ставила в тупик еще одна проблема, позже сформулированная как автономность полетов. «Если нет возможности улететь, куда тебе нужно, зачем вообще подниматься в воздух?» – возмущались пилоты. Для решения этой задачи самолеты стали оснащать такими большими топливными баками, что они вообще не могли взлететь. Тогда начали облегчать фюзеляж, в результате чего пилотам приходилось летать верхом на баках с легковоспламеняющимся топливом в полном смысле слова. Сейчас они уже боялись не ушибов или переломов, а болезненных и неизлечимых ожогов, которые навсегда оставляют на теле рубцы. Качество топлива улучшалось гигантскими темпами: керосин стали рафинировать, изобретали смеси, которые повышали коэффициент полезного действия. Эти эксперименты дали свои плоды: 27 мая 1927 года североамериканский авиатор Чарльз Линдберг совершил беспосадочный полет по маршруту Нью-Йорк – Париж. Этот подвиг открыл безграничные возможности. Немного погодя, 9 марта 1928 года, его повторила женщина: леди Бейли вылетела из Кройдона (Англия) на авиетке «Хэвиленд Мот» с мотором мощностью 100 лошадиных сил по маршруту Париж – Неаполь – Мальта – Каир – Картум – Табора – Ливингстон – Блумфонтейн и приземлилась в Эль-Кабо 30 апреля. Оттуда после непродолжительного отдыха 12 мая она вылетела назад через Бандунду, Ниамей, Гао, Дакар, Касабланку, Малагу, Барселону в Париж и, наконец, 10 января 1929 года вернулась в Кройдон, откуда начала свое путешествие десять месяцев назад. В Испании авиационная промышленность тоже не плелась в хвосте: ее развитие подхлестнула война в Марокко, как до этого мировая война сделала то же самое в воюющих странах. В 1926 году Франко, Руис де Альда, Дуран и Рада на борту «Плюс Ультра» вылетели из Палос-де-Могера 22 января и приземлились в Буэнос-Айресе 10 февраля; в том же году Лорига и Гальярса вылетели из Мадрида на сескиплане[129]5 апреля и приземлились в Маниле 13 мая, а самолет-разведчик «Атлантида», управляемый Льоренте, слетал из Мелильи в Испанскую Гвинею и обратно за пятнадцать дней, то есть находился в полете с 10 по 25 декабря. Каждый такой полет являлся еще одним многообещающим шагом к завтрашнему дню, но за каждым из них следовали новые проблемы: компасы сходили с ума, когда самолет оказывался в другом полушарии, традиционная картография не отвечала современным нуждам воздушной навигации, было необходимо постоянно совершенствовать альтиметры, катетометры, барометры, анемометры, радиопеленгаторы и прочие приборы; в новых условиях в совершенствовании нуждались не только они, но и одежда, питание и многие другие вещи. Помимо всего перечисленного требовалась еще и большая точность в предсказании малейших изменений атмосферных условий: ураганный южный ветер или пыльная буря могли оказаться роковыми для пассажиров и экипажа. Если поезд или машину, которые попадали в экстремальные погодные условия, можно было остановить, а корабль мог лечь в дрейф, то пилот, находясь на максимальной высоте в сотнях миль от ближайшего аэродрома, да к тому же с ограниченным запасом топлива, ничего не мог предпринять. Безвыходная ситуация создавалась и при поломке мотора в полете. Ученые всего мира бились над тем, как противостоять этим трудно учитываемым факторам. Они с интересом возвращались к изучению анатомии летающих насекомых и завидовали их способности садиться без малейших осложнений на крохотную поверхность, например на пестик растения, тогда как самолет, чтобы не разбиться, нуждался в длинной посадочной полосе, горизонтальной и гладкой. Это объяснялось тем, что приземление не могло осуществляться при минимальном пороге скорости, равном 100 километров в час: в такого типа летательных аппаратах поступательное движение и подъемная сила не являлись самостоятельными, не зависящими друг от друга величинами.

Онофре Боувила рассеянно выслушал пространные объяснения изобретателя, потом нажал на кнопку звонка. Явившемуся на зов мажордому он приказал подбросить в камин поленьев, а сам задумчиво следил за его движениями.

– Похоже, мое предложение не совсем вас убедило, – сказал Сантьяго Бельталь, когда мажордом оставил их одних.

Это тривиальное замечание вывело Онофре Боувилу из состояния прострации. Он вопрошающе посмотрел на изобретателя, словно видел его впервые.

– Просто оно мне неинтересно, – сухо заметил он; мысли унесли его далеко, и сейчас он желал только одного – избавиться от докучливого визитера. – Не то чтобы неинтересно, – торопливо прибавил он, прочитав на лице изобретателя огорчение: любезность, проявленная Онофре в начале разговора, заронила в его сердце ложные надежды, которые теперь таяли на глазах, – возможно, я возьму на вооружение вашу идею, но попозже… – сказал он машинально и даже не потрудился закончить фразу.

В течение следующих нескольких недель до него время от времени доходили вести о Сантьяго Бельтале. Изобретатель обратился со своей идеей к нескольким частным лицам и в некоторые государственные учреждения. Никто не хотел брать на себя конкретные обязательства: произносились лишь слова одобрения и общие, ни к чему не обязывающие обещания. «Мы изучим ваш проект со всем вниманием, коего он безусловно заслуживает», – говорили ему. От своих людей он узнал, что Бель-таль и его дочь снимают меблированные комнаты на улице Сепульведа. Соседи были категоричны: оба не в своем уме, ни на что не годны и не имеют ломаного гроша за душой. Онофре решил выждать – в любом случае рано или поздно все прояснится само собой. И однажды мажордом доложил ему о визите; это случилось в пасмурный день: низкое свинцовое небо, дальние раскаты грома.

– Вас спрашивает сеньорита и просит уделить ей несколько минут для беседы наедине, – сказал мажордом безразличным тоном, однако у Онофре по спине пробежал холодок.

– Проведи ее ко мне и сделай так, чтобы нам не мешали, – приказал он, поворачиваясь к двери спиной, словно хотел скрыть свое смятение. – Подожди, – задержал он мажордома, поспешившего исполнить его поручение. – Передай шоферу, чтобы он не ложился вплоть до моего особого распоряжения и держал машину наготове – она мне может потребоваться в любую минуту.

Выслушав хозяина, мажордом вышел из библиотеки, осторожно прикрыл за собой дверь и направился в вестибюль.

– Извольте следовать за мной, – сказал он. – Сеньор примет вас тотчас же.

Ее тоже била дрожь. «Я догадываюсь о том, что может произойти, – подумала она и пошла вслед за мажордомом. – Господи, помоги мне!»

Онофре узнал ее сразу, как только она переступила порог библиотеки; он вспомнил ее с настораживающей отчетливостью, будто ее появление спрессовало и вывело на экран подсознания все те годы, которые разделяли их давнюю мимолетную встречу и сегодняшнее свидание, будто с того момента прошло всего несколько мгновений, тем не менее достаточных для того, чтобы охватить одним взглядом все свое прошлое, похожее на зыбкий расплывчатый сон, и с болью ощутить, как сильно ему не хватало этой девочки. «Неужели вся прожитая мною жизнь была лишь наваждением?» – промелькнуло у него в голове, и в этот момент он услышал: